Питер Страуб - История с привидениями [litres]

Все это время Дон ждал. Когда он виделся с Рики и Стеллой, они говорили только о туристических проспектах, заваливших их кофейный столик; когда встречался с Питером Барнсом, разговор шел о Корнелле, о писателях, книги которых Питер читал, о том, как тяжело привыкал его отец к потере Кристины. Дважды Дон с Рики ездили на Плэзант Хилл и клали цветы на все могилы, появившиеся там после похорон Джона Джеффри. В одну линию тянулись могилы Льюиса, Сирса, Кларка Маллигэна, Фредди Робинсона, Харлана Ботца, Пенни Дрэгер, Джима Харди – так много пядей земли, еще не осевшей. А когда она осядет, всем поставят памятники. Кристину Барнс похоронили чуть подальше, на двойном участке, купленном Уолтером Барнсом. Семья Эльмера Скейлса покоилась ближе к вершине холма, на фамильном участке Скейлсов, приобретенном когда-то дедом Эльмера: вымытый временем каменный ангел охранял их покой. К его ногам они тоже всегда клали цветы.

– Пока никаких следов рыси, – заметил Рики, когда они возвращались в город.

– Пока нет, – ответил Дон. Оба они знали, что когда придет время, это будет не рысь. И что ожидание может тянуться месяцы, годы.

Дон много читал, с нетерпением ждал обедов и ужинов с Рики и Стеллой, смотрел телевизор, не пропуская ни одного фильма и сериала; выяснил, что совершенно не в состоянии писать; ждал. Часто просыпался по ночам в слезах. Ему тоже надо было лечиться.

В середине марта, в темный промозглый день, напоминавший тот, когда начались несчастья Клуба Фантазеров, почтовый фургон доставил тяжелую посылку из нью-йоркской кинопрокатной компании. Два месяца понадобилось, чтобы отыскать копию «Китайской жемчужины».

Дон зарядил дядин проектор, повесил экран. Его руки так дрожали, что сигарету пришлось прикуривать трижды. Одна лишь подготовка к просмотру единственного фильма Евы Галли возродила зловещее видение Грегори Бэйта в «Риальто» – там, где все они могли погибнуть. Его страшило, что в фильме у Евы Галли будет лицо Альмы Мобли.

Он подключил динамики на тот случай, если кому-то пришло в голову озвучить фильм: «Китайскую жемчужину» снимали в 1925-м, немой. Когда он запустил проектор и сел смотреть, держа в руках стакан с виски для храбрости, он заметил, что тиражная компания изменила титры. Это была не просто «Китайская жемчужина», а номер 83 в серии «Классика немого кино»; помимо музыки, был добавлен голосовой комментарий диктора. А это означало, понял Дон, что фильм серьезно отредактировали.

«Одна из величайших звезд эры немого кино», – зазвучал бесстрастный голос диктора, и на экране появился актер, прогуливающийся по имитации улицы Сингапура. Вокруг сновали голливудские филиппинцы и японцы, одетые малайцами: предполагалось, что они изображают китайцев. Диктор описал карьеру Бартельмесса, а затем рассказал вкратце историю о мечте, украденной жемчужине, сфабрикованном обвинении в убийстве: первую треть фильма вырезали. Бартельмесс приехал в Сингапур в поисках настоящего убийцы, укравшего «знаменитую Жемчужину Востока». Ему помогала в этом Вильма Бэнки, владелица бара, «часто посещаемого портовым отребьем», но «как девушка из Бостона, она обладала добрым и горячим сердцем»…

Дон отключил звук. Минут десять он наблюдал, как молодой актер с накрашенными губами задушевно смотрел на Вильму Бэнки, расшвыривал крестьянского вида «портовое отребье», бегал туда-сюда по лодкам: он надеялся, что если Ева Галли появится в этой урезанной версии, он узнает ее сразу. Бар Вильмы Бэнки приютил несколько женщин, работавших там и под видом посетительниц томно потягивающих напитки из высоких стаканов. Лица некоторых проституток были простыми и невыразительными, некоторые же – просто сногсшибательными: любая из них, думал он, могла оказаться Евой Галли.

И вдруг из задрапированной двери бара появилась девушка (искусственный туман клубился за спиной) и, надув губки, недовольно уставилась в камеру. Дон увидел ее чувственное большеглазое лицо и похолодел. Он поспешно включил звук.

«… пресловутая Сингапурская Сэл, – прогудел диктор. – Доберется ли она до нашего героя?» Конечно же, это была не пресловутая Сингапурская Сэл, а чистейший вымысел того, кто накропал глупый сценарий; но Дон сразу понял, что это она – Ева Галли. Она неторопливо прошлась через бар и приблизилась к Бартельмессу, затем погладила его по щеке. Убрав руку, она села ему на колено и ударом подбросила его ногу кверху. Актер свалился на пол. «Вот она какова, Сингапурская Сэл», – злорадно произнес диктор.

Дон снова отключил динамики, остановил проектор и, отмотав эпизод с Евой Галли назад, просмотрел его еще раз.

Он предполагал, что она красива, однако понял, что ошибался. Под густым гримом скрывалось приятное, но обыкновенное лицо; она ничем не напоминала Альму Мобли. Было заметно, что ей нравилось быть актрисой, и ей нравилось исполнять роль честолюбивой девицы, играющей роль злодейки, – ей безумно хотелось стать звездой! Как и Анн-Вероника Мор, она пребывала в своей стихии; даже Альма Мобли могла бы быть хорошей киноактрисой и подарить свое покорно-пассивное лицо тысяче героинь. Однако в 1925 году она допустила просчет, ошиблась: камера обнажила слишком много ее, и то, что видел зритель, глядя на Еву Галли, не очень-то радовало глаз; Альма тоже вызывала отторжение, и даже Анна Мостин, когда ее разглядишь получше – как на вечере у Барнсов, – казалась холодной и порочной, управляемой силой воли. Порой они могли будить любовь к себе, однако не обладали ничем для ответного чувства. Единственное, что в конце концов видишь в них – пустота. Порой они искусно маскировали ее, но никогда до конца, и это было их самой главной ошибкой – ошибкой их бытия. И Дон понял, что теперь увидит и распознает это в чем и где бы то ни было, в любом ночном стороже, прикинувшемся мужчиной или женщиной.

Вначале апреля его навестил Питер Барнс. Парень, похоже, почти пришел в себя после страшных событий зимы. Он повалился в кресло и провел руками по лицу:

– Извините, что потревожил вас. Если вы заняты, я пойду.

– Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь, – сказал Дон. – Не раздумывая. Правда, Питер. Я тебе всегда очень рад. Это не просто слова.

– Спасибо… В общем-то я надеялся, вы скажете что-то в этом роде. Рики уезжает через пару недель, да?

– Да. В следующую пятницу я везу их в аэропорт. Они ждут не дождутся этой поездки. Так возбуждены. Но если ты хочешь увидеть Рики, я могу позвонить ему. Он придет.

– Нет, пожалуйста, не надо. Достаточно того, что я вас дергаю…

– Ради бога, Питер. Да что стряслось?

– Просто мне так муторно было все эти дни. Я хотел увидеть вас.

– Я рад, что ты пришел. Так что случилось?