Питер Страуб - История с привидениями [litres]

И если это так…

Если это правда…

Значит, реванш, месть Доктора Рэбитфута начала набирать свой размах, и мы – в ее эпицентре. И весь Милбурн скоро взлетит на воздух.

Странно: Анна Мостин что-то сказала такое, от чего Питер потерял сознание. При виде ее парня охватила дрожь: я уверен в этом. Он ее боялся. Сама Анна Мостин красавица, в чем-то даже удивительно похожая на Стеллу Готорн: такие необычайные глаза, вызывавшие ассоциации с Норфолком и Флоренцией, откуда, по ее словам, родом ее предки. По-видимому, девушка стала просто находкой для офиса Сирса и Рики; но главная ее заслуга состояла в том, что она была с ними чрезвычайно вежлива, покладиста, полезна в работе – особенно в памятный день похорон. Она расточает доброту, и симпатию, и рассудительность, и интеллигентность, однако не подавляет своим превосходством. Она сдержанна, спокойна и полна самообладания. Она в высшей степени скромна. И в то же время она как-то необъяснимо, тревожно порочна. Она кажется бесстрастной, чувственно холодной: ее чувственность словно обращена лишь к ней самой.

Во время ужина я случайно поймал ее застывший на Питере Барнсе косой вызывающий взгляд. Питер не поднимал глаз от своей тарелки, что побуждало его отца слишком громко шутить, а мать – раздражаться; он ни разу не взглянул на Анну Мостин, хотя сидел рядом с ней. Остальные гости не замечали его и только и болтали, что о погоде. Ох, как же Питеру не терпелось улизнуть из-за стола! Анна приподняла его подбородок рукой, и я понял, какой взгляд был обращен к нему. Потом она очень тихо сказала ему, что хотела бы перекрасить кое-какие комнаты в своем новом доме и ей кажется, что кто-нибудь из его одноклассников мог бы прийти к ней поработать. Питер упал в обморок – это старомодное слово очень подходит к той ситуации. Он отключился, потерял сознание, повалился вперед, на стол, – самый настоящий обморок. Я поначалу подумал, что это от перевозбуждения: столько народу… Стелла Готорн всех нас успокоила, помогла Питеру выбраться из-за стола, и отец отвел его наверх. Вскоре за этим ужин закончился.

И тут до меня впервые дошло: Альма Мобли. Анна Мостин. Инициалы, необычайное сходство имен и фамилий. Имею ли я теперь право какое-либо стечение обстоятельств называть «простым совпадением»? Хотя она абсолютно не похожа на Альму Мобли; и тем не менее она как Альма.

И я понял, в чем различие и сходство. В этой их ауре безвременья, вечности. В то время как Альма плавной походкой следовала мимо отеля «Плаза» двадцатых годов, Анна Мостин могла находиться внутри этого отеля, улыбаться, глядя на паясничающих перед ней мужчин с флягами спиртного в карманах, которые выделывали коленца, весело судачили о новых автомобилях и биржевых акциях и выворачивали себя наизнанку, чтобы сразить ее…

Сегодня ночью я соберу все мои странички, посвященные Доктору Рэбитфуту, снесу их в гостиничный мусоросжигатель и спалю.

На два дня погода переменилась: снег прекратился, вернулось солнце. И вместе с солнцем на эти два дня словно вернулось бабье лето. Впервые за последние полтора месяца температура поднялась выше нуля; городская площадь превратилась в кашу, даже голуби облетали ее стороной. Снег таял, и река – еще более серая и стремительная, чем в тот день, когда Джон Джеффри упал в нее с моста, – грозила выйти из берегов. Впервые за пять лет Уолту Хардести и помощникам пришлось разгружать с грузовика и укладывать вдоль берегов мешки с песком во избежание наводнения. Работа была тяжелой, но Хардести все долгие дни не снимал свой костюм времен покорения Дикого Запада, а его помощник, Леон Черчилль, разделся до пояса и надеялся, что самое плохое позади, по крайней мере до весеннего разлива.

Большинство милбурнцев воспрянули духом. Без перерывов на уборку снега Омар Норрис с радостью возобновил свои возлияния, а когда жена опять выгнала его из дому, без всяких колебаний вернулся в старый вагончик и молился там горлышку полупустой бутылки, уповая на то, что снегопады канули в прошлое. Город отдыхал в эти дни временного потепления. Уолтер Барнс надевал на работу в банк вызывающе розовую рубашку в голубую полоску и целых восемь часов с восхитительным наслаждением не чувствовал себя банкиром. Сирс и Рики отпускали изношенные шуточки по поводу возможного иска Эльмера Скейлса к городскому синоптику на предмет несостоятельности прогнозов. Два дня в обеденные часы «Вилледж Памп» был переполнен любителями загородных поездок. Доходы Кларка Маллигэна удвоились за те двое суток, что он крутил двухсерийник с Винсентом Прайсом в главной роли, и он продлил прокат этой картины на следующую неделю. В стоки бежали грязные ручьи; стоило зазеваться – и проезжающие машины окатывали тебя с ног до головы. Пенни Дрэгер, бывшая подружка Джима Харди, нашла ему замену, приезжего с бритой головой и черными очками, который просил называть его Джи [16] Джи – от первой буквы «G» в имени Gregory – Грегори. , казался восхитительно загадочным, приехал неизвестно откуда и сказал, что он моряк, – круче для Пенни не придумаешь. Залитый солнцем, наполненный звенящей капелью и ручейками, Милбурн казался большим городом. Жители, приберегая обувь, надели резиновые сапоги и выходили погулять, подышать воздухом. Милли наняла мальчика из соседнего квартала поставить вторые рамы, и он сказал ей:

– Да ладно, миссис Шин! Они теперь вам не понадобятся аж до самого Рождества!

Стелла Готорн, лежа в ароматной ванне, решила, что пора отправить Гарольда Симса к его старым девам-библиотекаршам, на которых он наверняка произведет большее впечатление, а она лучше сделает себе новую прическу. Итак, за два дня решения были приняты, длинных поездок не боялись; мужчины не возмущались, выезжая по утрам на шоссе и направляясь на службу; ложная весна звала в дорогу, поднимая дух.

Однако Элеонор Харди все больше теряла голову от беспокойства и натирала полиролью гостиничные перила и мебель по два раза в день; Джон Джеффри, Эдвард Вандерлей и другие покоились в земле; Нетти Дэдам по-прежнему пыталась что-то сообщить людям и беспрестанно мычала два непонятных слога, и ее забрали в институт на обследование; костлявое тело Эльмера Скейлса, постоянно дежурившего у окна с ружьем на коленях, совсем высохло. С каждым вечером все раньше садилось солнце, а по ночам Милбурн словно сжимался, замерзая. Дома срастались друг с другом; улицы, днем такие яркие, темнели и казались узкими, как в средневековом городе; черное небо тяжело проседало вниз. Три старых члена Клуба Фантазеров забывали о своих слабеньких шутках и странствовали в пугающих снах. Два просторных дома зловеще темнели; дом на Монтгомери-стрит был полон ужасов, мерцавших и блуждавших из комнаты в комнату, с этажа на этаж; а все, что жило в доме Эдварда Вандерлея на Хавен-лейн, было окутано тайной: и Дона Вандерлея, когда он столкнется с ней, тайна забросит в Панама-Сити, штат Флорида, вместе с маленькой девочкой, которая улыбнется ему: «Я – это ты».