Питер Страуб - История с привидениями [litres]

Оглядевшись, Льюис удивился: он не ожидал, что они забредут так далеко, – внизу, вдоль заросшего лесом подножья холма, серела лента автострады. По ее другую сторону тоже темнел лес, однако и шоссе, и редкие машины все портили – они нарушали такое хрупкое спокойствие Льюиса.

А потом и сам Милбурн настиг его даже: в одной из быстро идущих машин он узнал автомобиль Стеллы Готорн.

– О господи, – пробормотал Льюис, глядя, как ее «вольво» несся в его направлении. И машина, и сидящая за рулем женщина снова вернули ему сегодняшние ночь и утро. С таким же успехом он мог бы поставить палатку на городской площади: даже здесь, далеко в густом лесу, слышался шепот Милбурна. Поворотник машины замигал, и Стелла свернула на парковочную площадку у шоссе. Немного погодя туда же подъехала вторая машина и остановилась рядом. Из нее вышел мужчина, подошел к окну со стороны Стеллы и стучал в него до тех пор, пока она не открыла ему дверь.

Льюис отвернулся и стал спускаться по скользкому склону к Отто.

Костер уже начал разгораться. На дне выкопанной в снегу лунки, в объятиях очага из круглых камней, маленький огонек лизал сухой мох и сучья. Отто подложил веточку потолще, затем еще одну, затем сразу несколько – и вокруг одного язычка появилась еще дюжина собратьев. Поверх Отто соорудил из толстых сучков пирамидку высотой около фута:

– Ну вот, Лью-исс, – сказал он, – теперь можешь погреть руки.

– А шнапс остался? – Льюис взял фляжку и присел рядом с Отто на толстый ствол упавшего дерева. Отто порылся в карманах и достал домашнюю сардельку, разрезанную на две аккуратные половинки. Он дал одну Льюису, а вторую отправил в рот. Огонь уже охватил пирамидку из веток, и Льюис чувствовал, как он греет лодыжки сквозь кожу ботинок. Вытянув ноги и руки к огню и жуя сардельку, он начал:

– Как-то вечером мы с Линдой отправились на ужин в один из домиков гостиничного комплекса, принадлежавшего мне. Она не дожила до утра. Отто, мне кажется, то, что убило мою жену, сейчас преследует меня.

Питер поднялся из-за угла конюшни, пересек двор и заглянул в окно кухни. Сковородки на плите, круглый стол накрыт на двоих: маму пригласили на завтрак. Он слышал ее шаги где-то в глубине дома, наверно, ищет Льюиса Бенедикта. И что же она будет делать, когда выяснится, что его нет?

Конечно, ей ничего не грозит, убеждал он себя: это не тот дом. Она в безопасности. Вскоре она поймет, что Льюис уехал, и вернется домой. Но все происходящее было так похоже на тот раз, когда он смотрел в окно и ждал у двери, прислушиваясь, как другой человек бродит по пустому дому. Она походит и уедет домой. Он легонько толкнул дверь, убежденный, что та заперта, однако дверь приоткрылась на дюйм.

Нет, в этот раз он не станет входить. Слишком многого он боялся – и меньше, что мать заметит его и придется придумывать оправдания своего присутствия в доме Льюиса.

Однако, если постараться, можно найти повод. Например, он хотел поговорить с Льюисом о… ну, например об университете Корнелл. О студенчестве.

Он вспомнил, как разбитая голова Джима Харди сползала по стене, оставляя кровавую полосу.

Питер отдернул руку от двери и шагнул со ступеньки вниз на двор. Затем немного прошел вдоль задней стены дома, глядя на нее вверх и продолжая представлять, как мать рассерженно выговаривает ему, что не потерпит вранья ни о каком университете и студенчестве.

Так и шел он вдоль стены, глядя вверх, а дом Льюиса, суровая серая крепость, казалось, не только не кончался, а следовал за ним. В окне дрогнула штора, и Питер замер. Кто-то стоял за ней, и этот кто-то – не его мать. Он видел лишь белые пальцы, оттягивающие край тяжелой материи. Питер хотел побежать, но ноги не двигались.

Смутно различимый силуэт с бледными пальцами приблизил лицо к стеклу и знакомо ухмыльнулся. Джим Харди!

Из дома донесся крик матери.

Ноги Питера словно кто-то отпустил: он рванулся через двор к заднему крыльцу, распахнул дверь, пронесся через кухню и очутился в столовой. За широким дверным проемом просматривалась мебель гостиной, из окон лился свет.

– Мам! – Он бросился в гостиную. Два кожаных дивана стояли у камина, старинное оружие украшало стену. – Мама!

В комнату, улыбаясь, вошел Джим Харди. Он держал руки ладонями наружу, словно желая убедить Питера в своих мирных намерениях:

– Привет, – сказал Джим, но голос был чужой. Вообще не человеческий.

– Ты умер, – сказал Питер.

– Знаешь, это так странно, – ответил якобы-Харди. – Совершенно не помнишь, как все произошло. И совсем не чувствуешь боли, Пит. Даже почти приятно. Нет, правда, приятно. И уже не надо ни о чем волноваться. Никаких забот. Это большой плюс.

– Что ты сделал с моей матерью?

– О, да с ней все отлично! Он там с ней наверху. Тебе нельзя туда. А мне велели пока поболтать с тобой. Хи-хи!

Питер дико взглянул на стену, увешанную дротиками и пиками, но она была слишком далеко:

– Да ты просто не существуешь! – закричал он, чуть не плача. – Тебя убили!

Он схватил лампу со столика у одного из диванов.

– Я б так не сказал, – возразил Джим. – Ты ошибаешься, утверждая, что меня нет, поскольку вот он я! Разве это не я только что сказал «привет»? Давай мы с тобой…

Питер со всей силы запустил лампу ему в грудь.

Пока лампа летела, Джим продолжал говорить:

– …присядем и…

Попав в него, лампа взорвалась облаком света, состоящим из маленьких молний, и врезалась в стену.

Питер пробежал через гостиную, почти рыдая от нетерпения и страха за мать. В дальнем конце комнаты он миновал арку, и его ноги заскользили по черно-белым изразцовым плиткам. Справа была массивная парадная дверь, слева – устланная ковровой дорожкой лестница. Питер метнулся наверх.

Добежав до первой площадки, он остановился: лестница кончилась. Впереди, в конце коридора, напоминающего галерею, он увидел подножие другой лестницы, ведущей, очевидно, в другую половину дома.

– Мама!

И тут он услышал тихий всхлип – совсем рядом. Он повернулся к красивой двери спальни Льюиса и толкнул ее – и опять услышал жалобный стон матери. Питер влетел в комнату.

И замер. Мужчина из дома Анны Мостин стоял у большой кровати. Полосатая пижама свисала с кресла. Мужчина был в черных очках и вязаной шапочке. Его руки сжимали горло Кристины Барнс:

– Мастер Барнс, – сказал он. – Как же вы, молодежь, осточертели, шляетесь всюду. И суете свои очаровательные носики в чужие дела. Мне кажется, ты заслуживаешь порки.

– Мам, они не существуют, их нет! – сказал Питер умоляюще. – Только скажи – и он исчезнет!

Глаза матери вылезли из орбит, тело сотрясали конвульсии.

– Не слушай их, они влезают в голову и гипнотизируют!

– О да, не нужны нам такие сложности, – сказал мужчина.