Питер Страуб - История с привидениями [litres]

– Сука ты, – рот Гарольда опасно сжался.

– Знаешь, как и все мужчины, необычайно жалеющие себя, ты очень груб, Гарольд. Пожалуйста, выйди из моей машины.

– Ты рассердилась, – поразился он. – Я остаюсь без работы, ты бросаешь меня, и ты еще сердишься?

– Да. Пожалуйста, выйди, Гарольд. Возвращайся в свой маленький эгоистичный мирок.

– Я могу. Могу и уйти прямо сейчас, – он подался вперед, – а могу и силой заставить тебя делать то, что тебе всегда так нравилось.

– Понятно. Ты угрожаешь изнасиловать меня, Гарольд?

– Это больше, чем просто угроза.

– Ага, это обещание, не так ли? – спросила она, впервые увидев в его облике звериную жестокость. – Ну что ж, прежде чем ты начнешь слюнявить меня, я тебе тоже кое-что пообещаю. – Стелла подняла руку к лацкану и вытащила из-под него длинную шляпную булавку: она уже много лет с ней не расставалась, с того дня, как однажды какой-то мужчина целый день следовал за ней, пока она ездила по магазинам. – Если ты сделаешь хоть одно движение ко мне, я обещаю воткнуть эту штуковину тебе в шею. – И улыбнулась: улыбка не оставляла сомнений в ее решительности.

Он подскочил на сиденье, словно ужаленный, и, выбравшись из машины, с силой хлопнул дверью. Стелла подала «вольво» назад, переключила скорость и вылетела на полосу.

– Проклятье! – он ударил кулаком в ладонь. – Чтоб ты разбилась!

Симс поднял камень с обочины и швырнул его через шоссе. Затем какое-то время стоял, тяжело дыша.

– Господи, ну и сука!

Он запустил пятерню в густые волосы; он был слишком разозлен, чтобы ехать в такую даль в университет. Симс стоял и смотрел на лес, темнеющий сразу за кюветом, на круглые ледяные лужицы меж деревьев, на четыре полосы шоссе, что бежало вверх по подсыхающему склону холма.

– Мы только что поругались, – продолжил Льюис. – Ссорились мы редко, но когда это все же случалось, чаще не прав бывал я. На этот раз ссора произошла оттого, что я уволил одну из горничных. Это была девушка из деревни близ Малаги. Мне уже не вспомнить ее имени, помню лишь, что она была со странностями, а может, мне лишь так казалось. – Он прочистил горло и подвинулся к огню поближе. – А уволил я ее из-за того, что она помешалась на оккультизме. Она верила в колдовство, злых духов – типичный спиритизм испанских крестьян. Собственно, ее увлечение мало меня тревожило, хотя она постоянно пугалась, видя во всем знамения: птиц на лужайке, неожиданный дождь, разбитый стакан – такого рода. Причиной для увольнения послужил ее отказ прибирать в одной из комнат отеля.

– Да уж, чертовски уважительная причина, – сказал Отто.

– Я тоже так думал. Но Линда сочла, что я был несправедлив к девушке. Прежде она никогда не отказывалась убирать в этой комнате. Девушку чем-то расстроили постояльцы, она сказала, что они злые или что-то в этом духе. Звучало это абсурдно.

Льюис сделал еще один глоток из фляжки, а Отто подложил ветку в костер. Флосси подошла ближе и легла у самого огня.

– А эти постояльцы, они были испанцами, Лью-исс?

– Американцами. Женщина из Сан-Франциско по имени Флоренс де Пейсер и маленькая девочка, ее племянница. Алиса Монтгомери. Прелестная малышка лет десяти. И с ними их служанка, метиска по имени Росита. Они занимали большие апартаменты на верхнем этаже. Знаешь, Отто, трудно представить себе менее жуткую троицу. Несомненно, Росита была в состоянии следить за чистотой, и она скорее всего так и делала, но в обязанности нашей горничной входила уборка, один раз в день она должна была заходить к ним. И вот однажды она отказалась сделать это… В общем, я уволил ее. Линда же требовала, чтобы я изменил график дежурств так, чтобы у них убирал кто-то другой.

Льюис уставился на огонь:

– Люди слышали, как мы тогда ссорились, и это тоже было редкостью. Мы находились не в доме – в розовом саду, и, кажется, я кричал. Мне тогда казалось, что это дело принципа. И Линде – тоже. Разумеется… Я вел себя глупо. Следовало просто переделать график, как просила Линда. Я заупрямился – через день-другой она бы наверняка меня отговорила, однако она не дожила… – Льюис откусил кусочек сардельки и деликатно жевал, не чувствуя вкуса. – В тот вечер миссис де Пейсер пригласила нас с женой на ужин к ним в номер. Обычно мы ели у себя, стараясь не попадаться на глаза постояльцам, но время от времени кто-то из них приглашал нас на ленч или ужин. Я подумал, что миссис де Пейсер хочет продемонстрировать нам свое великодушие, и дал согласие.

Этого делать не стоило. Я чувствовал себя таким уставшим – просто без сил. В тот день привалило как никогда много работы. Помимо тяжелого спора с Линдой, я еще помог перегрузить двести ящиков вина с машины на склад и днем отыграл обязательные встречи на нашем теннисном турнире. Все, что мне следовало сделать – это быстро перекусить и завалиться спать, а мы пошли к ним ужинать; это было около девяти часов. Миссис де Пейсер предложила нам напитки, затем мы договорились с официантом, что еду он подаст без четверти десять. Росита нас обслужит за столом, а официант вернется в ресторан.

Ну вот… Я прикончил один напиток, и голова пошла кругом. Флоренс де Пейсер дала мне еще один, после чего я годился лишь на то, чтоб попытаться поговорить с Алисой. Она была милой девочкой, но никогда не заговаривала первой. Чувствовалось, что она буквально напичкана благовоспитанностью, – малышка была настолько апатичной и вялой, что порой казалась туповатой. Видно, родители сплавили ее на лето к тетушке.

Позже я начал подозревать, что мне в напиток подмешали какой-то гадости. Я довольно странно себя чувствовал, я точно не был пьян, мне не было плохо, но я чувствовал какую-то… раздвоенность. Словно парил над самим собой. Флоренс де Пейсер предложила нам прокатиться на ее яхте, конечно, мы стали отказываться. Линда обратила внимание, что мне нехорошо, однако миссис де Пейсер не придала этому значения. Разумеется, я заявил, что чувствую себя прекрасно.

Мы сели ужинать. Я умудрился чуть перекусить, но испытывал сильнейшее головокружение. Алиса во время еды не проронила ни слова, но время от времени застенчиво поглядывала на меня, как на диковинку. Я себя таковой не чувствовал. Мои ощущения были совершенно непонятными: пальцы немели, челюсти тоже, цвета окружающих предметов казались бледнее, чем на самом деле, и я абсолютно не ощущал вкуса еды.

После ужина тетушка отправила Алису спать. Росита принесла коньяк, к которому я не притронулся. Я был в состоянии говорить и, возможно, казался нормальным всем, за исключением Линды, но все, чего я хотел, – это поскорее лечь. Их номер, такой просторный, казалось, давил на меня – давил на нас троих, сидящих за столом. А миссис де Пейсер все говорила и говорила, удерживая нас.