Питер Страуб - История с привидениями [litres]

Мальчишка больно сжал голову Питера и радостно заржал.

– Что же ты есть? – спросил Питер.

– Я – это ты, Питер, – продолжал мужчина. Он все еще держал его мать одной рукой. – Все так удивительно просто, не правда ли? Естественно, это не единственный ответ. Человек по имени Гарольд Симс, знакомый с твоими старшими друзьями, несомненно назвал бы меня Маниту. Мистеру Дональду Вандерлею сказали, что меня зовут Грегори Бентон и что я родился в Новом Орлеане. Да, я провел несколько веселых месяцев в Новом Орлеане, но не могу утверждать, что сам родом оттуда. При рождении мне дали имя Грегори Бэйт, под этим именем меня и знали до самой моей смерти в тысяча девятьсот двадцать девятом году. К счастью, я вошел в соглашение с очаровательной женщиной, Флоренс де Пейсер, избавившей меня от некоторых унижений, которые следуют за смертью и которые, боюсь, меня несколько пугали. А чего боишься ты, Питер? Ты веришь в вампиров? В оборотней? – Звучный голос все тек и тек в мыслях Питера, убаюкивая, успокаивая и завораживая его, и он не сразу понял, что ему задали прямой вопрос.

– Нет, – прошептал он. В ответ в его голове прозвучало: «Лжец!» – и мужчина, державший его мать за горло, вдруг переменился. Питер каждой клеточкой осознал, что он смотрел не просто на зверя, а на сверхъестественное существо в образе зверя, чье назначение лишь убивать, сеять ужас и хаос и отнимать жизнь самым зверским способом, какой только возможен. Он видел, что в этом существе нет ни капельки человеческого: лишь телесная оболочка, когда-то им присвоенная. И еще он видел, поскольку ему это позволили, что эта разрушительная сила этому зверю не подвластна, как не подвластен хозяин своей собаке, но что другой злой разум направлял их действия. Все это Питер понял в течение секунды. И следующая секунда принесла еще более мрачное откровение: вся эта тьма обладала смертельным очарованием.

– Я не… – промямлил Питер, весь дрожа.

– Веришь, – сказал оборотень и надел черные очки. – Я отлично вижу, что веришь. Я мог бы с легкостью стать вампиром. Это даже импозантнее. И, пожалуй, ближе к правде.

– Что же ты на самом деле? – снова спросил Питер.

– Ну… можешь называть меня Доктором Рэбитфутом, – ответил тот. – А можешь – Ночным Сторожем.

Питер моргнул.

– А теперь, боюсь, нам придется вас покинуть. Нашей покровительнице необходимо успеть подготовить встречу с тобой и твоими приятелями. Но перед уходом нам необходимо утолить голод, – он сверкнул ослепительно белыми зубами. – Держи его крепко-крепко! – скомандовал он, и голову Питера страшно сдавило. Питер закричал.

Продолжая улыбаться, очкастый притянул Кристину Барнс к себе вплотную и впился в ее шею зубами. Питер дернулся, но ледяные маленькие ручки мертвой хваткой удерживали его. Оборотень начал есть.

Питер пытался кричать, но мертвый мальчишка, державший его, зажал ему рот ладонью и прижал его голову к своей груди. От запаха мертвечины, ужаса и отчаяния, страха быть раздавленным ледяными ладонями и еще большего страха за мать – он потерял сознание.

Очнулся он в одиночестве. Запах разложения еще оставался в воздухе. Питер застонал и с трудом поднялся на колени. Ваза, что он выронил, лежала на боку рядом. Цветы, все еще прекрасные, рассыпались веером по ковру. Поднеся руки к лицу, он почувствовал, что от них все еще пахнет мертвецом, державшим его. Он икнул, закашлялся.

Питер выбежал из спальни в коридор в поисках ванной. Включив горячую воду, он тер и тер руки и лицо, намыливал их и смывал, вновь брал мыло и втирал его в ладони. Рыдания душили его. Мать была мертва: она приехала повидаться с Льюисом, а они убили ее. Они сделали с ней то же, что и с теми животными: это были неживые существа и питались они, как вампиры, кровью. Но это не вампиры. И не оборотни; они лишь внушали эту мысль. Давным-давно они продали свои души кому-то, управлявшему ими. Питеру вспомнился зеленый свет, струившийся из-под двери, и его чуть не вырвало в раковину. Она была их хозяйкой. А эти твари – ночными сторожами. Питер намылил кожу вокруг рта мылом Льюиса и с ожесточением втер его, пытаясь заглушить вонь ладоней Фэнни.

Питер вспомнил, как Джим Харди, сидя в загородном баре, спрашивал его, хотел бы он увидеть Милбурн в огне, и понял: то, что может случиться, будет пострашнее пожара. Ночные сторожи будут методично разрушать город – превращать его в город-призрак – и уйдут, оставив после себя лишь зловоние смерти.

«Потому что именно этого они и хотят, – сказал он себе, вспоминая лицо Грегори Бэйта. – Единственное, чего они хотят, – разрушения». Перед мысленным взором встало напряженное лицо Джима Харди, лицо пьяного Джима и лицо Джима, бросающегося к старому вокзалу; лицо Сонни Винути с глазами навыкате; лицо матери, выходящей из пикапа на мощенный камнем двор; и, с ужасом, – лицо маленькой актрисы с прошлогодней вечеринки, – она с улыбкой смотрела на него равнодушными глазами.

Он уронил полотенце на пол.

«Они и раньше бывали здесь!»

Помочь ему мог только один человек – тот, кому в голову не придет, что он лжец или сумасшедший. Надо вернуться в город и увидеться с писателем, живущим в отеле.

И тут мысль о гибели матери вновь обрушилась на него, и он заплакал… Однако времени лить слезы не оставалось. Он вышел в коридор и миновал красивую тяжелую дверь спальни. «О, мамочка, – сказал он, – я остановлю их. Я поймаю их. Я…» Но слова были лишь мальчишеским вызовом.

«Они хотят, чтоб ты именно так и думал».

Убегая по дорожке, Питер не оглядывался на дом, но чувствовал, как тот глядит ему вслед, насмехаясь над его наивными намерениями, – словно знал, что его свобода была свободой цепной собаки. В любой момент его могут дернуть назад, сдавить шею, вышибить из него дух…

И, добравшись до места пересечения дорожки с шоссе, он понял, откуда это чувство: на обочине стояла машина, а в ней сидел свидетель Иеговы, подвозивший его сюда, и глядел на него. Фары мигнули Питеру – как два желтых глаза.

– Иди сюда, – позвал мужчина, – иди, сынок!

Питер рванулся через шоссе. Проезжавшая машина, завизжав покрышками, вильнула в сторону, другая резко затормозила; несколько машин отчаянно загудели сигналами. Он достиг разделительной полосы и перебежал на другую сторону. До него все еще доносился голос свидетеля:

– Вернись, сынок! Хуже будет.

Питер скрылся за придорожным кустарником. Сквозь шум дороги он услышал, как свидетель завел двигатель, намереваясь, очевидно, сопровождать его по пути в город.

Уже через пять минут после того, как он оставил Отто у костра, Льюис почувствовал усталость. Спину ломило от вчерашней уборки снега; ноги дрожали. Гончая трусила перед ним, вынуждая следовать за собой, а он мечтал спуститься с холма к своей машине. Даже несмотря на то, что идти туда пришлось бы по меньшей мере полчаса. Нет, лучше погулять с собакой, успокоиться, а потом вернуться к костру.