Татьяна Иванько - Байкал. Книга 6

Я добрался до ближайшего города только к концу следующего дня. Я знал, что Рыба и Дамэ живут в Риме, это дальний путь, будет время поразмыслить и, кроме того, попытаться снова найти Аяю. Я каждый день посылал веси Аяе через всех живых существ, которых встречал, от птиц, уличных котов, до жуков, бабочек, слонов, верблюдов, потом корабельных крыс, когда я сел на корабль, в Константинополе. Столько месяцев я добирался до Рима, вначале по суше, и теперь вот морем, за это время меня навестила Басыр, что входило в её обязанности по договору, она была холодна, и едва взглянув, сказала:

– Жив-здоров? И ладно, – и унеслась. Чему я был очень рад. Право, хорошо, что я надоел ей настолько, что даже выгода, что получала от нашего совместного существования, перестала притягивать её ко мне.

И Орсег, и Вералга тоже навестили меня в свою очередь, и никто из них ничего не знал об Аяе. И всех это беспокоило. У Орсега вообще возникла злобная мысль, что Арик убил Аяю. Он бесновался и обещал прикончить моего брата, когда доберётся до него, на что я сказал, чтобы остудить его:

– Ты забываешь, что Аяю нельзя убить. Если бы он что-то с ней сделал, все звери, птицы, всякая букашка знали бы об этом. Нет, Орсег, смертью тут и не пахнет, поверь мне, я знаю Вечную и Её мир, как никто.

– «Как никто»… – скривился Орсег, сидевший на краю борта корабля, что шёл к Риму.

– Твой брат был Ангелом Смерти, кто может знать её лучше него?

– Поверь мне, Орсег, его служба у Неё, вовсе не сблизила их и не открыла ему тайн Мира мёртвых. Напротив…

– Да мне плевать, с кем близок твой брат, и что ему открыто! – злясь, рыкнул Орсег.

– Признаться и мне плевать на то… Впрочем, я не собираюсь обсуждать с тобой моего брата, – отрезал я.

– Значит, мне можно его убить?

Я пожал плечами.

– Убей. Я умру тоже, мы связаны жизнью и смертью… – холодно сказал я. – Но… Не думаю, что ему может быть хуже, чем теперь.

Орсег посмотрел на меня.

– Мне плевать на это, но я очень рад. Твой братец ничем не заслужил того счастья, которым владел… а вообще, надоели вы мне, байкальцы до смерти.

– Аяя тоже байкалка, – напомнил я.

– И Аяя надоела, – выдохнул Орсег. – Во как, – он провёл пальцем по горлу, – а вот не живётся без мыслей о ней… Ладно, убивать Ария не стану… и не из-за тебя.

Я засмеялся:

– Вот спасибо! Пожалел.

– Никого из вас мне не жаль.

– Никто твоей жалости или сочувствия и не ждёт. Мы все, предвечные, друг другу только вынужденные союзники.

На это Орсег ничего не ответил, лишь поиграл чёрными бровями.

– Ладно, увидимся, Эрбин. Ты мне не друг, конечно, но… враг ли?

– Этот вопрос мало занимает меня, Морской повелитель. Я знаю только одно: дружить всегда лучше, чем враждовать.

– У меня нет врагов, – заносясь, сказал Орсег и бросился назад в свои владения.

Ну да, у нас всех нет врагов, мы сами себе самые большие враги, подумал я. Что Мировасор, в своём безумии погубивший столько людей. Что натворил Арик, что катается ныне по полу, беснуясь в бесплодной попытке успокоить самого себя. Что когда-то натворил я, и в давние времена юности Аяи, за что не могу простить себя, наверное, поэтому я не был твёрже, когда боролся за неё, поэтому заранее считал себя поигравшим, потому что вначале пошёл не по тому пути…

Пора найти правильный путь…

Рыбу и Дамэ найти было несложно, мы все теперь точно знали, кто где живёт. Дамэ был знаменитый свободный гладиатор. В результате своей ловкости очень богатый, за прошедшие два века, он не постарел, вынужден был отрастить бороду, как я делал некогда, чтобы скрыть неувядающую молодость. Впрочем, переехать несколько раз из одной провинции в другую им уже пришлось, чтобы по кругу снова вернуться в Рим. Но и здесь они жили уже почти двадцать лет

– Какими судьбами, Эрбин? – радуясь, спросила Рыба.

У них был большой и красивый дом, окружённый садом, слугами правила Рыба, и порядок у неё в дому и в хозяйстве, не зря я некогда взял её к себе в служанки. Поручил ведь за Аяей следить… ох, как давно то было!

Я не стал рассказывать всего, что узнал в долине Ария и Аяи, они и сами уже знали немного, что все – что Аяя ушла из долины, что Арий ныне там обретается один.

– Ну… странно это, но, стало быть, так и надоть… ей-то, небось, виднее… – немного грустно поговорила Рыба, но мне показалось, грусть её была не об оставленном Арии и их разладе, а о себе и о том, что Аяя совсем забыла их как близких. – А ты, Эрбин? С нами останешься? А то мы, знашь, как, старая дева да красавец, люди, иногда Бог знает, што про нас болтают.

– С вами… коли не погоните. Но… я хочу Аяю найти. Она одна и, боюсь, может попасть в беду. Или уже в беде. Вот такие мои мысли о грядущем.

– Так… Грядущее, оно да… Ты ведашь, что из вашего Ивуса ныне Бога сделали, поклоняются. Цельна выросла религия. Во как! И не подумали бы никада, что такое чудо случиться.

– Новая религия? – удивился я.

– Христиане – кивнул Дамэ.

– Почему христиане последователи Ивуса? Или…

– Да, они теперь называют его Спасителем – Христом, потому они христиане – кивнула Рыба.

– Надо же… вот бы не подумал… – пробормотал я.

– Так из неприметного семени вырастает целое дерево, – улыбнулся Дамэ.

– Ну… я не сказал бы, что Ивус был таким уж неприметным семенем… – сказал я.

Пока я двигался сюда, на запад, много раз по дороге слышал о христианах и том, как Рим недоволен этой новой религией, распространяющейся по свету, по их империи, но я не мог и подумать, что это последователи Ивуса. Это же надо вырос целый культ… Интересно другое: не явись Арик в образе Ивуса после его смерти, поверили бы люди в чудо? Разглядели бы, что за Свет нёс в себе Ивус, и который Арик постарался усилить, как мог? Заметили бы жертву Ивуса, как он рассчитывал? Возможно… может быть, среди его последователей и нашлись бы те, кто написал бы о нём, кто рассказывал бы о нём другим.

Но разве думал Ивус о новой религии или чём-то подобном? Я уверен, что нет. Он был настолько высок и чист, что ни о каком поклонении себе даже не помышлял, он был настолько же далёк от этого, как и от всех людей в своём стремлении их побудить к Добру. Подивился бы теперь… я слышал, на какие жертвы идут его последователи, какие злые гонения им устраивают римляне. Сколько их погибло уже…

Мог ли подумать Ивус, что за ним потянется вереница последователей? И ручьи, а может, и реки их крови? Разве этого он хотел? Он служил только Добру и Свету, но в его лучах выросли не только прекрасные цветы его идей, но и бурьян и репьи толкователей, лжецов, глупцов и хитрецов, способных использовать в своих целях всё и всех, даже Ивуса, его чистоту и наивную веру в людей, что желают Добра и Света и готовы ради этого пожертвовать всем, даже жизнями. Н-да, извратить можно, что угодно, не произойдёт ли это с идеями Ивуса?