Андрей Соловьев - Письмо для торговца Чжао

– Говорил хозяин ейный,

Что построил два бассейна,

Что имеет новый «Бентли»

И огромный в Берне счёт.. – толкнулась было в спину новая порция прилипчивой песенки. Да тут же и оборвалась, стоило Дроздову ступить под тёмные своды. Его шаги отозвались гулким раскатистым эхом. Не прошло и минуты, как Алексей уже был во дворе.

**********

За аркой скрывался совсем другой мир. Дом под номером сорок четыре, высокий и длинный, словно китайская стена, отгораживал от суматошной улицы тихий обширный двор. Сюда не долетали хулиганские мелодии и гнусавая ругань алкашей. Столетние тополя заслоняли жаркое июльское небо липким зелёным куполом. Стволы тополей по толщине приближались к секвойям. Одно исполинское дерево переломилось под собственным весом и рухнуло, оставив чудовищных размером пень. Ствол с увядающей желтеющей кроной валялся тут же, из под него торчали угол детской песочницы и разломанная на куски деревянная лавка. Вокруг подымалась лесом густая полынь. Похоже, никто и не думал убирать останки упавшего гиганта.

Высоко над головой сладко пели невидимые птицы. Сколько Дроздов себя помнил, из пернатых в Кабановске водились разве что голуби, да воробьи. Но в этом зачарованном уголке из пыльной листвы городских тополей доносились мелодичные трели, словно в сосновом бору. Погоди-ка! – а это ещё что за звук? Д-р-р-р-р-р! Д-р-р-р-р-р! Да-да – на одном из деревьев, уцепившись острыми когтями за кору и опираясь на собственный хвост, барабанил настоящий лесной дятел в плоской красной шапочке.

Алексей осмотрелся по сторонам. В глубине двора параллельно жёлтому дому стояли в ряд двухэтажные бараки, обшитые половой рейкой в облупленной коричневой краске. К баракам сквозь заросли цветущего репейника тянулись извилистые тропинки. Между бараками и жёлтым зданием, окружённые непролазными зарослями, чернели древние покосившиеся сараи. На их дверях болтались ржавые накладки под висячие замки. Сами замки давно оторвали, сараи, понятное дело, обчистили, и теперь опустошённые хранилища старого хлама с приоткрытыми дверями посреди буйного июльского разнотравья смотрелись жилищами лесных гномов. В одной из таких избушек вполне могла обитать страшная ведьма из сказок братьев Гримм – с кривым бородавчатым носом и жёлтым клыком поверх лиловой губы. Что вообще могли хранить жильцы в этих сказочных кладовых? Вышедшие из употребления вещи? Макулатуру? Дрова? А, может, в голодные послевоенные годы здесь держали свиней, кто знает..

Чёрная дверь одного из сараев отворилась с томительным скрипом. Раскатывая на ходу рукав рубахи, навстречу солнцу вышел худой, неопрятного вида, парень с остекленевшими глазами. Между его кривыми ногами проскочила крупных размеров бурая крыса с поднятым вертикально хвостом. Парень, покачиваясь, направился по ведущей к баракам тропинке, поднося на ходу горящую спичку к зажатой в зубах папироске. Крыса шмыгнула в кучу мусора возле помойки. Помойка имела вполне созвучный времени вид – три проржавевших контейнера, похороненные под огромными пирамидами не вывезенного мусора.


 Дощатые стены сараев и сладкое пение птиц унесли Дроздова в то беззаботное время, когда он был уважаемым в народе сельским доктором, возил из колодца на санках воду в молочном бидоне, топил дровами строптивую печку, в лесу бывал почти что каждый день, а в городе только с редкой оказией. Для полной картины недоставало только кудахтанья кур и тугого мычания дойной коровы. Впрочем, их заменяло с лихвой кошачье мяуканье – напористое, отчаянное и, вместе с тем, заунывное – на заросшей зелёным мхом рубероидной крыше сарая друг против друга застыли, разинув пасти, два кота со вздыбленной драной шерстью.

**********

Ещё одна дверь отворилась. Из соседнего сарая, размахивая лохматым хвостом и припадая на заднюю левую лапу, выбежал дворовый пёс размером поменьше овчарки. Длинный чёрный мех, весь в седине и проплешинах, потускнел и свалялся. Похоже, старый кобель давно зажился на этом свете. Не обратив ни малейшего внимания на орущих котов, зверь затоптался, затанцевал неуклюже у ног Алексея, пытаясь лизнуть ладонь. На шее собаки болтался засаленный брезентовый ошейник. Шерсть под ошейником вытерлась узкой полоской – видать, его не снимали давным-давно. Дворовый пёс напомнил Дроздову проказника Кузю со станции скорой.

– Извини, дружок, – развёл Алексей руками, – Для тебя ничего не припас. В следующий раз колбасы захвачу. Не веришь? Да я серьёзно..

Третьяк неслышно подкрался сзади и смачно хлопнул Дроздова ладошкой по заднице. Лёха подпрыгнул от неожиданности, а чёрный пёс, жалобно взвизгнув, пригнулся к земле.

– Слушай, чувак, предупреждать надо! Смотри, собаку как напугал.

– Ага. Напугаешь бабу мудями. Какая там ему колбаса? Ты только погляди на сраного борова! Соседи откормили, как на убой. Прикинь, когда я купил квартиру, этот кобель обитал прямо в моём подъезде. На площадке третьего этажа. Сердобольные граждане устроили псу лежанку в виде старого зассанного матраса. А рядом ещё и миска, полная жорива. Представляешь? Так он там сразу и жрал, и срал, и блох вычёсывал. Даже сучек в подъезд приводил. Житуха была у зверюги – симплекс-комплекс. Вонища вокруг стояла столбом. Ты не поверишь – натурально глаза щипало.

– Так это ты его из подъезда выселил?

– Понятное дело. Вместе с блохастым матрасом и грязной миской. И мусор, кстати, выволок весь на помойку. Веришь, нет – даже лестницу вымыл своими руками. Думаешь, кто-то сказал спасибо? Не тут-то было. Соседи орали, как потерпевшие, обзывали фашистом и живодёром. Пытались даже вернуть барбоса назад. Да только я им быстро ноздри прочистил. Собаководы угомонились, матрас утащили в пустой сарай и там обустроили зверю типа квартиру..

– Пшёл вон отсюда, тупой урод! – грозно заорал Третьяк, внезапно повысив голос. И замахнулся правой ногой, словно собрался навесить лохматому пендаля. Тот поджал испуганно круглые, как у панды, уши и затрусил, хромая, обратно в своё убежище.

– Да оставь ты его в покое, – возмутился Дроздов, – Совсем зашугал бедолагу. Даже если твои соседи придурки, пёс-то в чём виноват?

– Да так-то вроде ни в чём. Просто достал он меня своим ушлёпочным видом.. Пойдём уже – вот мой подъезд.

**********

Изнутри подъезд под номером четыре мало чем отличался от сотен других подъездов таких же выстроенных на совесть домов – безмолвных свидетелей великих строек, физкультурных парадов и беспосадочных перелётов. Ступеньки широкой парадной лестницы стараниями Третьяка имели вполне приличный вид – на пять этажей Дроздов насчитал всего четыре окурка. На площадках стояли массивные деревянные сундуки, в которых жильцы при советской власти хранили мешки с картошкой и банки с домашними консервами.