Барбара Эрскин - Прячась от света

Майк припал к полу рядом с алтарем. Он харкал кровью, его дыхание было прерывистым. Женщина, прозрачная как стекло, но почему-то казавшаяся реальной, склонилась над ним, ее глаза горели ненавистью.

– О нет! – Руфь сдержала слезы. – Стерва! Ты его не получишь! – Она наклонилась и поцеловала мужа в лоб, переложила его голову на пол и вскочила на ноги.

– Избавься от Хопкинса, Майк! Ведь ей нужен именно Хопкинс. – Голос Руфи обретал прежнюю силу. – Избавься от него! Молись! – Руфь внезапно умолкла, выражение страдания исчезло с ее лица. – Тони с нами. – Голос женщины был полон благоговейного страха. – Я вижу его! Он здесь! – У нее опять появились слезы. – И Тони окружен светом, Майк! А эта женщина не выносит света, она явилась из тьмы! Оторви от себя Хопкинса, Майк, и она исчезнет!

В ушах Майка толчками билась горячая кровь, и он еле слышал Руфь. С трудом он приподнял голову и посмотрел вверх, отчаянно пытаясь перевести дух и расслышать то, что кричала ему Руфь. Сара так близко, и она... такая сильная, такая... красивая. Внезапно Майк тоже увидел Тони. Он стоял рядом с алтарем, вытянув вперед руки. Его окружало свечение, подобное солнечному свету. Это потрясающее зрелище вернуло Майку надежду. Он оглянулся на Сару, трясущейся рукой стирая кровь и слюну с подбородка.

Сара шагнула к нему, ее ненависть явственно ощущалась и жгла Майка, как огнем. Он рухнул на одну из алтарных ступеней и, задыхаясь, попытался дотянуться до Тони, но силы почти оставили его. Сара все еще была здесь, она стояла между ним и Тони.

– Почему?.. – еле прошептал Майк, и Сара наклонилась к нему. – Что тебе сделал Хопкинс?..

Эмма крепко спала. Ее ужаснули злобные крики, жестокость их рук, грубо схвативших ее за запястья и связавших тугим узлом ее руки. Ее резко подняли, земля ушла из-под ног.

– Хватайте ведьму! Поднимите ее! Тащите ее к мистеру Хопкинсу!

Кто-то склонился над Джоном Пеппером:

– Он мертв!

Саре заткнули рот кляпом, завязали глаза. Она не видела, были ли среди преследователей Стерн и Хопкинс, или же ее схватили их прихвостни. От ужаса она потеряла сознание и очнулась, только когда с ее глаз сорвали повязку и усадили на стул перед столом Хопкинса.

Одетый в безукоризненный костюм, без единого пятнышка, он наблюдал за ней сквозь опущенные ресницы. Улюлюкавшие преследователи ушли, Сара и Хопкинс остались вдвоем. За окном плыла плотная пелена тумана.

– Ну вот, Сара, наконец-то ты попалась.

Ее руки до сих пор были связаны. Она потеряла туфли, и ноги замерзли.

Хопкинс холодно улыбнулся:

– Твое имя стоит последним в этом списке.

Раскрытая записная книжка лежала на столе перед Хопкинсом. В руке у него было гусиное перо. Он потянулся к чернильнице, рука его дрожала.

Сара застонала и попыталась выплюнуть кляп, но он не поддался. Она едва ли могла пошевелиться, так крепко ее связали.

– Мери! – Хопкинс, не поднимая глаз, писал что-то в записной книжке мелким убористым почерком. – Ты готова?

Из угла комнаты вышла темная фигура Мери Филипс. Поверх темного платья на ней был надет чистый белый передник.

Хопкинс все не поднимал на Сару глаз.

– Думаю, эта юная леди весьма умна. Дьявол очень благосклонен к ней, – произнес Хопкинс устало, почти не выказывая интереса. – Будет трудно обнаружить печати дьявола, Мери. Быть может, тебе придется исколоть все ее тело, чтобы найти их.

Сара застонала и в ужасе отшатнулась на спинку стула. Мери, широко улыбаясь, повернулась к ней.

– Приступай. – Хопкинс положил перо, выпрямился на стуле и наконец взглянул Саре прямо в глаза. Его взгляд был холодным и не выражал абсолютно ничего – ни радости, ни досады.

Мери Филипс повернулась к Саре, пошарила в кармане и вытащила длинную, как шило, иглу с деревянной ручкой. Несколько секунд она сосредоточенно стояла, склонив голову к плечу, потом подошла и резко воткнула свое орудие в бедро Сары прямо сквозь ткань ее ночной сорочки.

Боль была столь пронзительной, что Сара почти потеряла сознание. Стон ее был заглушен кляпом.

Маленькая струйка крови полилась по белой ткани. Мери взглянула на нее и покачала головой.

– Надо получше поискать эти маленькие отметины. – Мери хищно улыбнулась и быстрым движением задрала вверх Сарину сорочку. Сара в ужасе закрыла глаза, всей кожей ощущая взгляд Хопкинса, жадно исследующий каждый дюйм ее тела. Внезапно Хопкинс побледнел, пот заструился по его лицу. – Прикрой ее! – хрипло велел он Мери повелительным тоном, поднялся и подошел к окну, надрывно кашляя. – Осмотри ей грудь. Ты найдешь метки там.

Мери взглянула на него с презрением и одним движением разорвала сорочку, обнажив Сарину грудь.

– А почему бы вам не поискать метки самому, мастер Хопкинс? – с легкой издевкой спросила Мери.

Хопкинс весь так и передернулся и посмотрел на Сару. Какая нежная, белая у нее грудь, с голубыми прожилками. Он видел, что Сара не в силах пошевелиться. С каким ужасом она смотрит на предвкушающее подрагивание страшного орудия в руках Мери! А Мери смотрит на него, на Хопкинса, ожидая сигнала. Хопкинс помедлил и кивнул.

– Давайте, Мери. – Его голос был заглушен платком, прижатым ко рту.

Пронзительный крик Сары прорвался через кляп. Хопкинс невольно отшатнулся, ужаснувшись тому, сколько боли было в этом звуке. Он вздрогнул и быстро выставил вперед руку, когда Мери уже собиралась во второй раз воткнуть свою ужасную иголку в Сарину грудь.

– Постой. – Он глубоко, с хрипом втянул в себя воздух. – Чтобы прекратить это, Сара, тебе достаточно просто признаться. Мери, вытащи у нее кляп.

Как только они вытащили кляп, Сару стало тошнить, она не могла вымолвить ни слова, и Хопкинс подал ей стакан вина. Осторожно, почти бережно, он поднес его к губам Сары, стараясь не коснуться ее груди. Ярко-красная кровь лилась по смятым складкам белого батиста ночной сорочки.

– Итак, Сара, ты признаешься?

– О да, признаюсь! – с трудом проговорила она. – Я служу господину Люциферу! – выпалила Сара Хопкинсу в лицо. – Ты сам отдал меня ему в руки, мастер Хопкинс, и с его благословения я призываю на твою голову все проклятия ада! Ты умрешь в агонии, с тобой произойдет то же, что ты сделал со мной. Если ты меня повесишь – тем лучше! Так будет еще вернее: я отправлю твою душу в пучину ада своими собственными руками!

Воскресенье , 1 ноября

Джейн Гуд, жена доктора Гуда, подъезжала на велосипеде к дому священника почти каждое воскресенье по утрам, около десяти часов, с тех пор как Майк получил приход в Маннингтри. К тому времени он уже возвращался, отслужив литургию. Проницательная, по-матерински заботливая женщина, она понимала, что Майк нуждается в человеке, с которым мог бы иногда поговорить. Майк был очень одинок, хотя он скорее бы умер, нежели признал бы это.