Алина Верходанова - Златовласка

Аня вздохнула свободно. Понемногу она стала привыкать к своей новой улыбке: перестала вздрагивать, глядя на себя в зеркало, разглядывала с интересом, изучая каждый миллиметр этого нового предмета на своем лице, училась улыбаться, аккуратно растягивая уголки губ, а потом приняла и полюбила эту часть себя, как новую данность, как подарок судьбы. У теперь и нее наконец-то было что-то красивое.

9

В школе становилось проще, а дома лишь тяжелей: бабушке становилось хуже, мама все больше раздражалась, казалось, она не может простить бабушке ее настойчивого стремления продолжать жить, вместо того, чтобы лечь в свою постель и тихонько умереть. Обстановка накалялась, а прятаться под кроватью или на крыше больше не выходило. Бабушка злилась, ругалась, швыряла вещи и никак не могла справиться с ложкой. В доме словно снова появился ребенок, которому нужно отдельно готовить, кормить, мыть и укладывать в кровать. Большой ребенок с ужасным характером. Хорошо, хоть бабушка всегда была очень миниатюрной женщиной. «Маленькая собачка – до старости щенок», – с гордостью говорила она, покупая себе одежду размера S. Ну, то есть раньше говорила. Теперь бабушка общалась исключительно злым шипением и отборным матом, который с трудом можно было разобрать. За время болезни она похудела едва ли не вдвое. Тонкая кожа, под которой стремительно таяли мышцы, морщилась и обвисала, казалось, еще чуть-чуть и ее начнут протыкать выпирающие костяшки суставов. Будь в доме взрослый крепкий мужчина, он бы без проблем носил ее в ванную, но в доме не было никакого мужчины. Были лишь две хрупкие женщины, а чаще всего и вовсе одна Аня. К весне весь уход за бабушкой лег на ее плечи. Ей было страшно смотреть, как бабушка день за днем все больше рассудок, а следом за ним и человеческий облик, но просто игнорировать ее она не могла.

Как и остальные одноклассники, Аня буквально считала дни до экзаменов. Они боялись, она – предвкушала. Вырваться, сбежать, освободиться. Во что бы то ни стало. Аня все больше жила в будущем, чем в настоящем. Какая разница, через что ей приходится пройти сегодня, если завтра прямо за углом ее ждет прекрасное светлое будущее. Ни одна соседка по общежитию не пугала ее так, как необходимость жить рядом с собственной бабушкой.

В день своего первого выпускного экзамена Аня встала на час раньше обычного. Она приняла душ, тщательно высушила и уложила волосы, проверила форму, ручки и документы, которые нужно взять с собой.

– Готова? – сухо спросила мама за завтраком, состоящим из огромной чашки кофе.

Аня от волнения смогла лишь коротко кивнуть.

– Что ж, посмотрим. Ладно. Мне пора, ты тоже не задерживайся. Лучше прийти раньше, чем опоздать.

Выходя из кухни, мама обернулась. Она подумала, что, наверное, надо сделать что-то еще: обнять дочь или чмокнуть в макушку. Наверное, надо. Она поджала губы и отвернулась. Через минуту за ней закрылась дверь.

Аня с трудом проглотила свой завтрак. У нее совершенно не было аппетита, но и приступ голода ей посреди экзамена был совершенно ни к чему. Затем оделась, еще раз проверила прическу, пригладила и заколола выбивающиеся пряди. Она уже стояла в прихожей, когда бабушка, держась за стену, поползла в сторону ванны. Аня с силой зажмурила глаза. «У меня совершенно нет времени», – раздраженно подумала она.

– Ба! Ты справишься?

Ответом было привычное нечленоразборное бормотание.

– Ба! Мне надо уходить.

Тишина. Резко выдохнув, Аня всунула ноги в туфли. Из ванной раздался ужасающий грохот, тишина и стоны. Аня уже держалась за дверную ручку. «Я ушла, – сказала она себе. – Я уже ушла. Почти».

Она схватила сумку и выскочила за дверь, дважды прокрутила ключ в замке привычным движением. «Ты понимаешь, что это статья? – спокойно спросил ее внутренний голос, тот самый, что готовился к поступлению на юридический. – Оставление в опасности». «Только если она пострадает. Только если докажут, что я там была».

Аня вставила в наушники в уши, сделала музыку громче и уверенно зашагала вперед, навстречу светлому будущему, не оглядываясь.

10

Она не пошла домой. Слонялась по городу, заглядывала в магазинчики, сходила в кино – все, что угодно, лишь бы не домой. Сколько не пыталась Аня убедить себя, что все сделала правильно, маленькая девочка внутри нее знала, что это не так. Аня сделала плохо. Аня боялась. Она знала, что мама не будет ругать, она боялась другого: узнать, что случилось с бабушкой. Насколько сильно она пострадала? Сломала руку, вывихнула сустав или что похуже? Если бабушка совсем сляжет, это будет кошмар. Как будто то того, что было, недостаточно. Куда ж дальше?

«Месяц, всего месяц, – успокаивала она себя по пути домой. – Что бы не случилось, мне остался всего месяц. Я выдержу. А потом уеду, и пусть разбираются сами, парочка злобных сколопендр».

В подъезде в нос ударил едкий запах бытовой химии. «Может, это не у нас?» – с надеждой подумала Аня, этот запах не предвещал ничего хорошего. Но долго надеяться не пришлось. Поднявшись на пятый этаж, Аня еще немного помялась у двери. Нет, у нее совсем нет других вариантов. Почти не дыша, она открыла дверь и вошла в квартиру.

Мама драила ванную. Было совершенно нечем дышать, пары чистящих средств буквально висели в воздухе и выедали глаза.

– Мам? – позвала Аня, все еще держась за ручку двери, казалось, она готова сбежать в любой момент, но ей совершенно не куда было бежать.

– А, вернулась, наконец-то. Давай, раздевайся и поможешь мне.

– Мам, а что происходит? – осторожно спросила Аня, понимая, что бабушки, по-видимому, дома нет.

– Уборка, Аня. В доме происходит уборка, а ты шляешься до ночи, не понятно где! – раздраженно бросила мама, хотя и понимала, что вопрос в общем-то не об этом.

Они молчали, глядя друг на друга. Аня не двигалась с места.

– Бабушка умерла.

Аня побелела и еще сильнее сжала ручку двери.

– Упала в ванной, сломала ногу, голову разбила, а там не знаю, что, может, повторный инсульт, а может, еще что напишут. Когда я пришла, она уже была мертва какое-то время. Все в крови, в моче и… скорая, полиция – я задолбалась, понимаешь? Раздевайся и помоги мне.

Аня молча кивнула. Она не могла говорить, единственные слова, на которые она была способна, застряли в горле: «Это я. Это я ее убила».

11

Внезапная смерть матери погрузила Марину в оцепенение. Она делала все необходимое для организации похорон, говорила на какие-то понятные бытовые темы, снова и снова отмывала квартиру до стерильности, но не трогала вещи покойной, не вынесла хлам из ее комнаты, даже не выкинула груду лекарств, скопившихся на прикроватной тумбочке. Ане всегда казалось, что смерть бабушки станет освобождением для них всех, но может, она ошибалась? Может, как и она, мама винила себя, но в чем? В том, что была недостаточно хорошей дочерью? Или в том, что так долго и так сильно ее ненавидела? А может, и не ненавидела вовсе, а просто не могла простить? Может, именно в этом дело? А может, ей просто больше некого было винить, кроме себя самой? Чушь, конечно, ведь была еще Аня и ее отец.