Василий Воронков - Замерзающий остров

Банкир раздражённо прыскал слюной. Стакан с виски нетерпеливо покачивался в его руке.

– Мне очень жаль, – сказала Алиса.

– Да-да, – проговорил банкир, внезапно успокоившись. – Хорошо хоть успел вчера позвонить.

– А я не успела.

Они несколько минут молчали. Откуда-то издалека, сквозь переливы судорожного света и колышущиеся тени, доносились чьи-то осторожные шаги, скрип стульев, слова прощания – посетители расходились.

Официант принёс новую порцию напитков. Алиса даже не помнила точно, сколько выпила этих голубых коктейлей. Банкир предложил невнятный тост, поднял стакан и тут же резко поставил его обратно.

Алиса нахмурилась. Банкир отрывисто всплеснул рукой, точно оратор на митинге.

– А знаете, что! Надо самим придумать себе развлечение! Да-да, именно так! Подумаешь, дождь! Что мы, не найдём, чем заняться?

– И чем же? – скучно поинтересовалась Алиса.

– Ну, например… – Взгляд банкира скользнул по открытому роялю, который уже наполовину затягивала растущая от окна тень. – Не хотите потанцевать?

– Потанцевать? – Мысль показалась Алисе настолько нелепой, что она с трудом сдержала смех. – Здесь? Без музыки?

– Момент!

Банкир поднялся из-за стола – стул испуганно затрещал и едва не опрокинулся навзничь, но банкир успел придержать его за спинку – и, постояв пару секунд, вспоминая, зачем вообще вставал, направился к барной стойке. Он был уже заметно пьян. Каждый его шаг, каждый взмах длинных рук, помогавших поддерживать ритм и не оступиться, через силу преодолевали захватившие атриум тишину и сон.

Банкир подозвал бармена – щёлкнув пальцами, деланно и некрасиво – и, перегнувшись через стойку, принялся что-то ему объяснять. Бармен хмурился, вздыхал, кивал. Банкир продолжал говорить – громко, приказным тоном, – показывая на рояль с поднятым крылом.

Вернуть тапёра?

Алисе не хотелось танцевать под музыку, которую играл тапёр. Танцевать вообще не хотелось. Но она смотрела на банкира, на бармена, на их рассечённые рамой отражения в окне. И сознавала – где-то там, за барной стойкой и выстроившимися, как на парадном равнении, торшерами, за регистратурой и официантом, который, верно, и сейчас стоит, замерев, с подносом в руках – её ждёт темнота. Она могла бы попросить банкира проводить её до номера – только до номера, до двери. Что бы ни поджидало её во мраке коридоров – с ней ничего не случится, пока она не одна. И если платой за это будет танец…

Банкир вернулся и грузно, с показной усталостью опустился на расшатанный стул.

– Музыки не будет?

– Да-да. То есть – нет! Всё будет! Всё сейчас будет! Пианист не придёт, но…

– Честно говоря, не очень представляю, как под его музыку можно было бы танцевать.

– Он мог бы сыграть что-нибудь другое. Но это неважно. Я…

Из-за стойки полилась музыка – медленная и сбивчивая, словно играл ученик, разучивающий аккорды. Но темп быстро нарастал, мелодия, словно вино, быстро набирала крепость, хоть и перемежалась с шорохом помех. Бармен завёл старенький патефон с расцарапанным виниловым диском.

Банкир встал – на сей раз аккуратно и мягко, – и протянул Алисе руку.

– Хорошо, – сказала она со снисходительным вздохом. – Но предупреждаю, я уже совершенно пьяна.

– Тогда я поведу! – рассмеялся банкир.

Они танцевали у окна, рядом с роялем. Банкир двигался с сонной неторопливостью, точно боялся оступиться. Он чересчур сильно прижимал к себе Алису, по-хозяйски обхватив её за талию. Танцевать из-за этого было тяжеловато – пару раз Алиса наступила банкиру на ноги и едва поспевала даже за его пьяным топтанием. Но ей нравилось это грубое настойчивое объятие. Она могла не бояться темноты.

У неё закружилась голова.

– Да-да, вы отлично танцуете, – прошептал банкир, когда Алиса вновь отдавила ему ногу, и по его голосу было непонятно, шутит он или говорит всерьёз.

В чёрных окнах танцевали их отражения. Сумрачные, едва очерченные светом, они вздрагивали, рассеивались в ночи и возникали вновь, в другом окне, как в другом измерении.

– Я не танцевала уже, наверное… – проговорила Алиса.

Ладонь банкира потела. Алиса чувствовала запах виски и гвоздики. Музыка затихала, тонула в шорохе расцарапанной пластинки, и разгоралась вновь, поднимаясь, как ветер, как штормовая волна – но в конце концов сникла и сошла на нет, оставив лишь тоскливое потрескивание и шипение, напоминающее помехи на линии передач.

Сердце у Алисы сжалось.

Они остановились. Вернулись к столу.

– Спасибо! – Банкир улыбнулся и тут же жадно глотнул виски. – Я тоже не танцевал чёрт знает, сколько! Да-да, чёрт знает, сколько! Всё работа, дела …

Алиса крутила на столе бокал с игристой «Лагуной».

– Вообще я поражён, что вы здесь одна. Ждёте кого-то, хотя это вас…

– Это же из-за парома.

– Да-да, но я не о том. Почему вы вообще кого-то ждёте? Я бы на его месте… Это вас должны ждать, а не вы!

– Всё сложнее.

– Да чего тут сложного? И почему вы не поехали вместе? Как он вас отпустил? Зачем было… Я бы на его…

Глаза банкира пьяно сузились и заплыли, как у мертвеца.

– Мы не могли встретиться где-то ещё, – сказала Алиса. – Это сложно объяснить.

– Он женат? – прыснул банкир.

Алиса не ответила. Банкир ждал.

– А знаете, что! – не выдержал он. – Давайте ещё потанцуем! Да-да, ещё разок! Я сейчас попрошу…

– Я больна, – сказала Алиса.

– Больна?

– Да, лейкемия. Это рак крови. И это неизлечимо.

Банкир несколько секунд молчал, слепо уставившись на Алису.

– И сколько… – начал он, но не договорил.

– Пару месяцев, – ответила Алиса. – Может, три или четыре, если повезёт. Я не знаю точной даты. Но времени у меня в любом случае немного.

Свеча в настольной лампе задрожала, возмущаясь. Жёлтые отблески упали на лицо банкира – испуганное, побледневшее.

– Если я порежу руку, – Алиса подняла на свет кисть и посмотрела на узкую, влажную от волнения ладонь, – то кровь почти не останавливается. Можно умереть, порезавшись бумагой. Например, когда читаешь интересную книжку, вырывая из неё страницы.

Банкир приоткрыл рот, но не смог выдавить из себя ни слова.

– Поэтому этот остров… – продолжала Алиса. – Он – особенный для меня.

– Паром обязательно придёт, – сказал банкир.

– Паром обязательно придёт, – сказала Алиса.

Больше они не говорили.

Вскоре банкир ушёл, сославшись на поздний час. Стакан с недопитым виски остался на столе.

У столика появился официант.

– Что-нибудь ещё?

Алиса обернулась на кошмарный сумрак, который окружал лифтовую площадку.

– Да, – сказала она. – Ещё один коктейль.

Время, проведённое в одиночестве с пьянящим коктейлем, промелькнуло так быстро, что Алиса не заметила, как осталась в ресторане одна. Вечер обратился в ночь, сонная суета последних гостей – в мёртвое затишье. И Алиса вдруг поняла, что больше не боится холодного сумрака у лифтов. Теперь, когда всё кругом принадлежало лишь ей одной, когда не нужно было ни с кем делить свет, даже пыльные торшеры, мерцающие в тон давно угасшей музыке, слепили глаза.