Роман Шмыков - Шутка

– Не могу сказать. – Шёпотом ответил он.

– Почему?

– Потому что сам не знаю! – криком выдавил он, и начал плакать. – Я сам сижу здесь очень долго и не выходил ни разу. Конверт на моей тумбочке. Там было написано… написано, что ты придёшь. Тебе надо отдать часы и выгнать.

– Выгнать? Что, подожди?

Он схватил меня за шиворот и толкнул к двери так сильно, что я упал и ударился головой об деревянный косяк. Одним молниеносным движением юноша пнул дверь, и та открылась, врезавшись в стену.

– Выходи. – Сквозь слёзы прошипел рыдающий хозяин одинокой комнаты.

– Подожди…

– Нет, времени мало.

Я хотел было встать, но меня саданули в живот на половине пути, и я как мешок с землёй выпал за пределы палаты.

– Прощай, и следи за стрелками.

Это последнее, что я услышал перед тем, так погрузиться в полный мрак и…

Я всегда был таким. Не грубый, нет, но ласковым точно никто бы не назвал. И ведь основная проблема в том, что я вообще этого не замечал. Да, сарказм, но со стороны, как мне говорили, это выглядело грубо. Я лишь отмахивался рукой, мне лучше знать, что падает с моих губ.

Меня в этом винили.

«Ты грубый».

Это слово я часто слышал, и даже слишком, чтобы над этим не задуматься. Что-то менялось? Нет. Лишь в итоге замечал, что и правда перегибал палку. Хотел всегда что-то доказать всем и, наверное, себе в первую очередь, ведь знаю не меньше других.

Сейчас всё это вспоминается отдельными фрагментами. Сидя в этой тьме, я ощущаю себя на противоположной стороне от себя же самого. Слышу свою же нетерпимость и жёсткость в речи по отношению к своей персоне. Это неприятно, чёрт возьми. Отдалённое эхо. А порой будто у самого уха кричит мой же голос и говорит, что я мудак.

«Ты мудак».

Ладно.

Пытаюсь отмахнуться, но ничего не вижу, и меня не покидает ощущение, что я вообще не двигаюсь, а вокруг нет ничего, и меня самого не существует тоже. Есть только внутренний голос, запертый даже не в черепе, а в полиэтиленовом пакете.

Под спиной мокро. Это значит, что тело ещё при мне. Возможно, я сам намочил свои штаны. Кажется, со мной такое случалось в детстве. В основном, когда долго не мог проснуться, вне зависимости, снились ли мне кошмары, или нет. Но теперь это всё в прошлой жизни, да и не моей. Уже плевать. Где моё любимое розовое пятно?

На губах чувствуется её запах. Что-то цветочное, вроде бы.

Ты меня слышишь?

Ответь…

Я здесь. Ты знаешь, что со мной случилось, но молчишь.

Передо мной появился аквариум.

Вокруг нет никаких источников электрического света, но аквариум вижу отлично. Его странное сияние подсказывает, что я ещё цел. Вот моё тело, руки и ноги тоже на месте. Голова болит, но и она не покинула меня. Я подошёл к аквариуму. В детстве папа мне подарил несколько рыбок. До сих пор понятия не имею, что это были за рыбки, потому что после их смерти подобных существ больше никогда не заводил. Ярко-оранжевые, пять штук маленьких чешуйчатых созданий. Они были крайне подвижными, поэтому я порой мог целый час сидеть и смотреть, как они плавают от одного стеклянного борта к другому. В то далёкое время денег у папы хватило только на самих рыб. Между «сделать своими руками» аквариум или «сделать рыб» – папа выбрал первое. Стекла он привёз с дачи, упоры и грани оттуда же. Дома на балконе, сидя на девятом этаже и видя половину нашего скромного города, он два дня мастерил аквариум. Потратил все выходные, но, увидев мою радость, понял, что это стоило приложенных сил.

Я мыл аквариум как было положено. Аккуратно доставал сачком каждую рыбку и на время помещал в банку с водой. Пока они кружились в маленьком пространстве, я вычищал до блеска каждое стёклышко и отпускал рыбок вновь резвиться.

Потом они мне надоели.

Я не мыл аквариум, и рыбки погибли, хотя кормить я их не забывал. Помню, папа с грустным лицом отправил их в унитаз. Я стоял за отцовской спиной и смотрел на этот акт прощания. «До свидания, мне было весело с вами. Какое-то время». С тех пор у меня не было никаких домашних животных, не хотелось.

Аквариум.

Это те же рыбки. Только сейчас они смотрят прямо на меня, зависнув в толще воды, вообще не двигаются. Я прижал лицо и прикрыл его руками так, чтобы меньше видеть свою глупую морду в отражении. Но лучше б я видел её, потому что сразу после этого я разглядел чужое лицо по другую сторону аквариума. Послышался глухой собачий рык, и я упал назад, отбив копчик, от чего почти весь мой позвоночник хрустнул. Аквариум свалился под ноги, не разбился, но всё содержимое разлилось под одежду. Рыбки приплыли прям между ног и остановились у коленей. Ни одна не дрыгалась, они все мертвы. Я поднял голову и увидел… не собаку.

Собачий лай, но шёл он из человеческого рта. Там сидела моя мама на привязи к ничему, к пустоте. Цепь от её шеи уходила в темноту и другой конец не был виден совсем. Мама абсолютно голая. Благо, я не увидел ничего, так как она сидела, прижавшись к полу в позе ребёнка. Её торчавшие волосы мокрыми лентами висели на красном лице. Она лаяла, и из её рта капала вязкая слюна. В маминых глазах горел бесконечный гнев. Я испугался и попятился назад, пока это взгляд не скрыла тьма. Как только мама исчезла, я услышал жалобный скулёж, а за ним ничего. Больше никаких звуков. Один ли я теперь здесь? И где здесь?

Мам?

После вслух произнесённого вопроса я что-то увидел на полу, прямо перед собой.

Всё вернулось. Я в больничной палате, сижу в углу. Пахнет свежей краской. Тут так чисто, будто прошлась целая бригада санитарок. И я на кровати лежу. Другой, второй я. Ко мне подсоединены кучи трубок. В рот, в ноздри, между ног. Руки скрючены, будто держусь за больной живот. Не вижу своего дыхания, но судя по экранам слева от меня, я ещё дышу.

Я подошёл ближе и взял «себя» за руку. Меня отдёрнуло мягким ударом тока, а он пошевелил пальцами рук. Показалось, что мои, но всё-таки чужие глаза сейчас откроются. Словно он спит, но нет. Вряд ли он… я сплю. Дверь была на половину открыта, и оттуда могу слышать множество голосов, и мужских, и женских. Мимо проходят люди. Я хотел было подойти и открыть её полностью, как дверь отворилась с той стороны, и вошёл доктор. У него седая, но густая борода, закрывающая большую часть лица. Лет пятьдесят ему, ближе к шестидесяти, но его обилию волос на голове позавидовали бы многие. Они до сих пор, в отличие от бороды, чёрные, ни одного седого волоса. Доктор, держа принесённую с собой планшетку, осмотрел показания приборов, что-то черкнул у себя и позвал медсестру. Зашла молодая девушка в только что выглаженном больничном халате. У неё светло-зелёные туфли. Я загляделся на них и прослушал, что сказал врач, застав лишь: «Позвоните родным».