Теодор Хильдебрандт - Вампиресса. Ангел смерти

Поскольку он не хотел снова подвергать свое письмо опасности со стороны Лодоиски, он запер его в ящик и положил в свой гардероб. От обоих он забрал ключи, а затем тихо вышел из своей комнаты, уверенный, что его тайна теперь в безопасности. Буря всё ещё бушевала, и Лизетт и Мари чуть не умерли от ужаса. Дети, устав ждать ужина, спали на диване, а Элен читала какой-то роман. Вход Вернера в комнату оживил двух девушек, которые теперь решили идти каждая по своим делам, и запоздалый ужин наконец-то был подан.

Только к полуночи небо снова прояснилось, и постепенно природа успокоилась. Вернер тайком с удовольствием наблюдал за грозой, ибо знал, что несколько дней после дождя гулять нельзя, и он надеялся, что за это время может возникнуть какое-нибудь обстоятельство, которым может быть сведено на нет новое знакомство детей полковника с Лодоиской. Да, он льстил себе, что ответ полковника на его письмо может изменить всю жизнь семьи.

Занятый этими мыслями, которые не оставляли его в покое, добрый солдат мало спал. Новый день еще не настал, а он уже был на ногах. Он взял свои ключи, открыл шкаф и ящик, чтобы достать письмо, которое он хотел отправить на почту в Прагу без промедления. Он нашел его наощупь и, не видя, сунул в карман, так как было еще темно. Затем он спустился во двор, чтобы позвать слугу, который должен был стать его посыльным.

Прошло некоторое время, прежде чем он нашел его, и восходящая заря уже освещала землю кругом, когда он посоветовал старому Петру немедленно отправиться в город, чтобы отправить самое срочное письмо. Говоря это, он вытащил письмо из кармана и небрежно взглянул на него, прежде чем отдать. О, какой это был сюрприз! Бумага была испачкана крупными каплями крови, так что невозможно было даже прочитать надпись!

Это чрезвычайное обстоятельство невольно заставило изумленного солдата вскрикнуть. Он едва мог поверить своим глазам. Он стоял неподвижно, вертя письмо между пальцами, еще не понимая, что видит. Потом он быстро вывернул сумку наизнанку, но она была совершенно чиста, и менее всего в ней можно было обнаружить следы крови. Затем он поспешил обратно в свою комнату в замке и осмотрел коробку, в которой лежало письмо; но и здесь не было следов причины, которая могла бы испачкать бумагу. Храбрый Вернер смотрел на это все в ужасе, но он скоро пришел в себя и, не теряя времени, написал письмо уже в третий раз. Хотя он и сократил его, содержание его было еще более срочным, и как только оно было закончено, он отдал его гонцу, которого для большей безопасности сопроводил лично на приличное расстояние.

У Вернера было мужество, но и при этом он не мог избавиться от некоторого суеверного страха. С величайшим беспокойством вспоминал он рассказы, услышанные им в России, и особенно в Молдавии и Валахии, когда он был там со своим полком, о людях, которые продали свои души дьяволу и таким образом приобрели сверхъестественную силу в ущерб себе подобным. Все эти сказки вернулись к нему сейчас, и два события, которые он только что пережил, заставили его поверить, что Лодоиска могла обрести такую же силу благодаря подобному союзу. Но вскоре он отбросил эти мысли.

– Какой же я дурак, – сказал он себе, – что поверил таким басням. Нечто подобное может случиться в Молдавии и Валахии, ведь там живут только варвары, но в Германии дьявол уже давно потерял свои права или просто оставил их карманникам. Они до сих пор работают только на него одного, и, может быть, мамзель Лодоиска – она просто искусная карманница. Но она должна остерегаться, потому что ей будет плохо, если я когда-нибудь поймаю ее на месте преступления.

После того, как он выпил бутылку старого доброго рома, стоявшую на его столе, его мужество возросло, и он решил с этого момента удвоить свою бдительность, чтобы выяснить, каким образом влияние Лодоиски может распространиться на замок. Надеясь очень скоро получить от полковника ответ, он затем занялся своими обычными делами.

Уединение, в котором семейство Лобенталь жило в замке Рифенштейн, было не столь велико, чтобы время от времени не прерываться немногими визитами в замок, которые наносили господа, жившие в окрестных поместьях. Их всегда встречали с большой любезностью и гостеприимством, и Элен даже с удовольствием их принимала, тем более что ее муж был в отъезде. Ибо теперь ей нужно было отвлечься больше, чем раньше, и она нашла отвлечение в общении со своими соседями. Поэтому никого не удивило, когда в тот же день, в два часа дня, в замок прибыл старый дворянин из окрестностей, который в прошлом был главным егерем.

Господин фон Краутгоф был большим едоком и опытным пьяницей, который почти всё время проводил в гостях и при этом не брезговал ни помещичьими замками, ни домами арендаторов. Его главная сила заключалась в том, что он целыми часами мог не говорить ничего, кроме комплиментов; и завершив это важное дело сегодня, входя в комнату Элен, он, наконец, подошел к разговору, который интересовал всех.

– Что ж, госпожа, – продолжал он по ходу своей речи, – у вас появилась прекрасная соседка. Я говорю прекрасная, хотя и не знаю почему, ибо она обращалась со мной с отчаянной строгостью. Только в прошлый вторник я узнал, что здесь, в этом районе, поселилась странная дама, красота которой всеми восхваляется, поэтому я счел своим долгом и, чтобы дать ей должное представление о наших местных господах, тотчас же нанести ей визит. Итак, вчера я пошел в домик в лесу с зонтиком под мышкой, потому что теперь погоде можно доверять не больше, чем людям. Когда я пришел, входная дверь была заперта. Я счел это вполне уместным, потому что каждый хочет быть хозяином в своем доме, так что я постучал, и она оказалась открыта. Я уже собирался войти, как вдруг увидел настоящий призрак, преградивший мне путь. Представьте себе самого высокого и в то же время самого худого из всех людей: лицо, как у иезуита, глаза, как у совы, и выражение лица, как будто он был обитателем скорее того мира, чем этого. Хриплый и глухой голос, манеры, как у деревянного бруска, и неприятное дыхание.

– Что тебе здесь нужно? – спросил он меня, не добавляя больше никакой формулы вежливости.

Этот неприятный вопрос меня несколько удивил, но так как дворянина из старинного рода не так легко смутить, я ответил ему:

– Я – дворянин из окрестностей, который выказывает свое уважение к вашей хозяйке.

После такой учтивой речи у меня были все основания полагать, что меня тотчас же допустят к этой даме. Но я очень ошибался, как вы скоро поймете. Ибо этот цербер совершенно не обратил внимания на мою любезность.

– Я не могу вас впустить, – ответил он, – потому что моя хозяйка всегда занята делами и не имеет времени принимать посетителей. Она приехала сюда не для того, чтобы искать компанию, и вам не стоит появляться здесь больше.