Анатолий Мусатов - Смерть Калибана. Повести

– Коль, ну что тут произошло? – Виктор тронул за плечо задумавшегося родственника. Тот, не вдаваясь в подробности, рассказал суть, и оба решили обездвижить вепря, запутав его в сетях, а затем посадить на цепь.

– Фельдшер где?

– Пришёл. Там, у Валентины. Давай, готовь тут всё, а я за мужиками… – зевнул Виктор, – и пригоню пару тракторов, – перекроем тот выход. Сколько ему там грызть осталось, не заметил?

– Чёрт его знает, язви его в дробину! Всю ночь грыз! Если сейчас не поторопимся, – то уйдёт точно!

– Ладно, готовь цепи и сиди, не суетись, не то спугнёшь! Если боров уйдёт, председатель голову снимет и карман опустошит, – хохотнул Виктор. – Это он мне за упущенное стадо пообещал.

Через четверть часа у Николая всё было готово. Через несколько минут он услышал приближающийся шум дизелей. Быстро уточнив детали, Виктор и трое мужиков принялись за дело. Трактора, подошедшие с противоположного конца прохода между свинарниками, потревожили Калибана. Вскочив и угрожающе засопев, он наклонил голову, видя в тракторах тех противников, с которыми предстоит главная схватка. Пока он стоял, обернувшись к тракторам, позади него все приготовления были закончены. Впритирку к стенам, на толстых кольях была натянута сеть, которую несли по двое с каждой стороны. По команде Николая они двинулись вперёд. Мужики смогли подойти незамеченными к вепрю на расстояние полутора-двух метров, прежде чем он почуял неладное и обернулся. Увидев своих врагов так близко, вепрь взревел от ярости и бросился вперёд. Но было поздно. Главное его преимущество – вес тела и мощь таранного удара были потеряны на таком расстоянии. Он смог только, рванув сеть, сбить людей с ног, но и сам, запутанный ею, беспомощно лежал на земле.

Через полчаса яростной борьбы Калибан был привязан к стене свинарника. Люди и вепрь, тяжело дыша, с налитыми кровью глазами, перемазанные черной, липкой грязью и оттого ставшие неразличимыми, стояли друг против друга.

– Всё, – выдохнул Николай. Сейчас он настолько устал, что уже никак не реагировал ни на яростные броски Калибана, ни на вопросы, обращённые к нему, и вообще ни на что. Его пошатывало. Отойдя к свинарнику, он присел на прислоненные к стене носилки. Дрожавшими пальцами вытащил пачку сигарет. Обнаружив, что там не осталось ни одной целой, бессильно выпустил её на взбитую до жидкого месива землю.

– Николай! – Подошедший Виктор тронул его за плечо. – Он выпустил подсвинков.

– Кто? – спросил Николай. Когда до него дошла суть дела, только устало махнул рукой и закрыл глаза…

Через два дня был решен вопрос о перевозе Калибана в Камолинский заповедник. Но недаром было неспокойно на душе у Николая всё это время. Ему с трудом удалось уговорить председателя переселить сначала вожака и затем, выловив стадо, отвезти его в заповедник. Но следующей же ночью кабанье стадо вновь изрыло почти полгектара картофеля и ушло от зазевавшихся загонщиков. Рассвирепевший председатель, не удосуживая никого объяснениями, отрезал: «Или увозите всех сразу, а до тех пор пусть хоть сдохнет ваш боров, но останется сидеть на цепи!».

Никакие уговоры Николая ни к чему не привели. Изрядно уставший от всех этих передряг, он пошёл домой. Разругавшись с председателем, Николай как будто даже почувствовал облегчение. Не его вина, что все усилия, которые он приложил для улаживания дела, пропали втуне! И всё же какая-то привязчивая мыслишка мешала ему забыть это дело. Он чувствовал беспокойство. Его сознание говорило о реальном положении вещей, но сердцем Николай ощущал совсем другое. В нём осталось не то чувство вины, не то совестное осознание своего отступничества. Словно он был виноват перед тем зверем, который оказался в его представлении личностью, от которой нельзя отмахнуться и пренебречь долгом. Он никак не мог побороть в себе этого чувства вины. Всю дорогу, пока шёл домой, Николай размышлял об этом, но потом, спустя некоторое время, понял, что дело тут ещё не в одном Калибане.

Его мучило нечто более значительное, чем пленённый вепрь. Стоп! «Пленённый!». Вот оно – откуда это неприятное ощущение! Он всё это уже видел там, в Афгане, когда конвоировал пленных. Среди них был один старик, который на привале, сидя на корточках, долго смотрел на Николая немигающим взглядом. Было в этом взгляде и что-то ещё непонятное, мудрое и отрешённое, словно бы этот взгляд видел скрытую непостижимой завесой времени некую глубинную тайну людского племени…

Тогда Николай не понял значения пристального взгляда старого афганца. Но сегодня тот давний взгляд старика проявился с ясностью снимка, негатив которого хранился в памяти столько лет. Сухо и с протокольной точностью обнажил он подлинный смысл и связь этих трёх существ, один из которых был узурпатором, насильником, а двое других его жертвами. Николай с угрюмой настороженностью ворошил в себе давние чувства, не в силах унять беспокойные, тревожные мысли. И ещё раз пришёл на память сон и его разговор с Калибаном, в котором словно прочитал ответ на безмолвный взгляд старика-афганца.

«Уф! Чёрт возьми! Что за дремудень привязалась, язви её в дробину! И без того хватает забот! Сто лет сдалась мне эта история с этим стадом и председателем! Мне-то забот до его картошки со свеклой! Гонялся бы сам за ними, жир хоть маленько порастряс!». Николай с силой вдавил клавишу старенького «Романтика». Комнату заполнил обмолотный стук модного рок-шлягера. Так и уснул он под дребезжащий грохот магнитофона, не успев его выключить.

Николай лежал на спине, и ему казалось, что он не спит. Уставившись в потолок, будто пронизывая взглядом его и крышу, он ясно различал в головокружительной высоте и шири воображаемого небосвода ярко горящие звезды. Постепенно размываясь, они затягивались темным маревом, посреди которых остались лишь два ярко-жёлтых, немигающих светила. Они приблизились, из безлично-ярких вдруг приобрели осмысленность взгляда. Николай понял, что на него смотрит своими жёлтыми глазами Калибан.

«Я тоже не сплю», – сказал он. «Оно понятно», – буркнул Николай и заворочался. «Ты можешь спать, а я, наверно, не усну». – Калибан прикрыл глаза. Его темно-серая глыба тела смутно виднелась на чёрном фоне земли. Через некоторое время Николай вздохнул и отбросил одеяло: «Не спится…». Он сел. Калибан открыл глаза. «Тогда пойдём», – сказал он Николаю и поднялся. Николай не удивился ни приглашению Калибана, ни тому, как он сам тоже встал. Отделилось лишь его сознание, а оставшееся на кровати тело со стороны показалось чуждым, не живым. Оно стало как бы оболочкой, вроде консервной банки или чего другого, настолько отдалённо напоминавшей его самого, насколько может походить содержимое на свою упаковку. Они стали медленно отдаляться от скромного ложа Николая. И хотя расстояние становилось все большим, эта комната, с лежащим на нем телом была всё так же ясно видна во всех подробностях. Николай, глядя на свое лицо, на страдальческий излом бровей, прерывисто вздохнул: