Герман Чернышёв - Шелест сорняков

– Выродок, – в тот же момент он схватил Оддо за плечо и рванул так сильно, что тот рухнул на пол, но уже внутри трактира. Охранник швырнул Габинсу серебряный ойт. – Возьми.

– Всего один? Что ж, в таком разе впусти и меня. Я с радостью потрачу его на кружечку эля.

– Ну проходи.

Лускас гадко улыбнулся.

– Мастер Ротерби, – назойливо повторил Тнайт. – Мастер Ротерби, я отчётливо слышал. Этот Тикс, конечно, был не в себе, но я явно слышал, как он сказал «Лицни».

– Как тогда не сказал, так и сейчас не скажу, – ответил Ротерби непреклонно.

– Лицни… – Тнайт достал трубку. – Я слышал про их семейство. Ротерби Лицни? Почти что как Эйтерби Лицни, нынешний виптигский барон. Вы ему, получается, родня? Это ваш братец? Вот почему вам так не полюбился трактир «Рыба на мелководье», – Тнайт хлопнул себя по ноге. – Вы оскорбились таким глупым названьицем. Рыба, плещущаяся на мелководье, не может обладать достойным вкусом, тогда как рыбёшка, живущая в глубине, несомненно, совершенно превосходна. Но отчего вы покинули Виптиг? Я слышал, многие Лицни уезжали из родного поместья на поиски чего бы то ни было, но вы-то… И почему вы мне не сказали, что вы из такого знатного семейства?

– Я не намерен обсуждать это.

– Да-да, прекрасно вас понимаю, мастер Ротерби.

Табак обильно просыпался. Попутно набивая трубку, Тнайт лопотал о Лицни, рыболовном деле и богатом наследстве, которое Ротерби, по его мнению, напрасно упустил. Какое-то время отшельник снисходительно наблюдал за подмастерьем, кутаясь в свои накидки.

– Ты принёс все саженцы?

– Да, мастер Ротерби, весь десяток у вашего порога.

– Тогда прячь обратно свою трубку и принимайся за дело, – отшельник взял со столика собственную трубку, которая удачно не сломалась на болотах. – Ксооты разбрелись, ты расселся в моём кресле и не хочешь работать. Сдаётся, Неизвестные боги шлют мне очередное наказание. А ты? Что ты привязался, а? – Ротерби глянул на ксоота, примостившегося возле подмастерья. Тот виновато заурчал. – Остальные пошли к вишням, вот и ты иди. Иди, слышишь? Тнайт, сныть сама себя не выдернет.

– Мастер Ротерби, вы не о том печётесь. Вы уже восемь дней как засели в своей хижине и ничего мне не говорите. Между тем, я вижу, что вы взволнованы. Только я никак не возьму в толк, отчего, – голос Тнайта сделался серьёзным. – Это всё из-за Вайтеша? Будет вам убиваться.

– Саженцы, Тнайт, – отшельник показал трубкой на ксоота. – И его с собой прихвати.

– Плевать мне на эту смородину, и без неё не передохнем.

Подмастерье рассержено покинул дом. Ксоот помедлил. Он склонил набок вытянутую голову и посмотрел на Ротерби.

– Умел бы ты говорить, было бы куда проще, – раздосадовано вздохнул тот и погладил уродца по плечу. Ксоот по-прежнему проницательно глядел на отшельника. – Что? Это пустые догадки, ничего более. И не смотри на меня подобным образом. Ты и сам ему ничегошеньки не поведал, так с чего я должен? Если то, о чём я думаю, простые бредни, ему и знать не нужно. Иди, пощипли ягодки, я поразмыслю кое над чем.

Тем временем Тнайт сердито покуривал смородиновый табак, прохаживаясь по саду. «Мастер Ротерби, опять он чего-то не договаривает. Всегда так было. Он раздумывает, а я знай изводись, пока он надумает. Не припомню, когда в Дуодроуде было так спокойно, да и вайчеров в округе не видать. Не видать. Сдаётся, отправились в поместье „Ксо“ вместе с королём и носов оттуда не кажут. Сколько ещё мы тут проторчим?»

Подмастерье окинул недовольным взглядом колышущиеся заросли кроличьего сорняка. В них слонялись незримые ксооты. Обычно это приносило в его сердце покой, но сегодня скорее нервировало.

Он с сожалением поглядывал на подранные штаны, в которых некогда оставил Дуодроуд. Его измятая куртка цвета влажного сероватого лишайника вид имела, прямо скажем, неприятный. Застарелые пятна болотной воды въелись настолько, что Тнайту так и не удалось избавить ткань от бледно-зелёных разводов.

Посмотрел на смородиновые побеги в железных вёдрах, стоящих у порога, подмастерье окончательно убедился в том, что не хочет притрагиваться к ним.

На пути в «Рыбу на мелководье» он наткнулся на дом Вайтеша. Пугливый хозяин так редко покидал своё жилище, что казалось, он и сейчас в своей уютной зашторенной спальне.

Послышался женский смех. Молоденькая швея Линда стояла неподалёку, коротая очередной неприглядный денёк за беседой со своей толстоватой соседкой Дэйлой. Тнайт, впрочем, не видел особенного удовольствия в такой беседе. Дэйла говорила слишком уж неспешно, с трудом шевеля ртом. Её голосок звучал, как из бочонка, где неделю плескался испорченный эль. Очевидно, она и рада была бы тараторить, но не может себе этого позволить.

«Быстро же эти дурочки позабыли про выродков», – подумал Тнайт и прислушался, намереваясь разузнать причину девичьей беззаботности.

– Если он тебе так приглянулся, так возьми и скажи ему об этом, – медленно проговорила Дэйла.

– Ещё чего, – нерасстроенно вздохнула Линда. – Чтобы он утратил всякую заинтересованность во мне?

– С чего бы ему её терять?

– Все её теряют. Вопрос лишь в том, кто первым не выдержит.

– Что проку в этих чувствах, если они так недолговечны?

– Ты так говоришь, потому что к тебе их никто не испытывает.

– Вовсе нет, – Дэйла почесала прикрытую холщовым платьем грудь. – Единственное удовольствие любви, на которое ты можешь рассчитывать – это мгновение созданного тобой разрыва.

– Ты в себе вообще, Дэйла? – Линда рассмеялась и тряхнула причёсанными волосами. – Мгновение созданного мной разрыва? Я в жизни большей бредятины не слыхала.

– Порывая с мужчиной, ты…

– Не будем говорить о порывании с мужчинами. Я предпочту обсуждать это с женщинами, сведущими в таких вопросах.

– То есть с потаскушками навроде моей соседки?

Обе девушки несдержанно захихикали.

«А-а, вот оно что, – Тнайт поджал уголки губ. – Что может действенно отвлечь девку от кровавой бойни, как не разговоры о любви?»

В Дуодроуде было и впрямь спокойно. Казалось, не только Линда и Дэйла, но и прочие горожане позабыли о том, что совсем недавно почти все дороги и улочки скрылись под слоем белой крови. Хотя не только они о том позабыли. О Таргертской Резне запамятовали и те, чью кровь пролили вайчеры. Или делали вид, что запамятовали.

После того, как король Ойай представил подданным свою супругу и провозгласил её безоговорочной правительницей, уцелевшие выродки стали стягиваться на места былых расправ, подобно тому как сыростные мухи слетаются на запах умирающих с отвратным жужжанием. Благо их было не так много. Но тем не менее их осталось куда больше, чем кто угодно предполагал. К тому же они говорили. И говорили куда более умело, чем, допустим, та же Дэйла.