Рита Харьковская - Миры и Судьбы. Книга первая

Комната была крохотная и холодная. Убогое жилье в барачном доме, отапливаемое печкой, жара которой не хватало даже на то, что бы растопить иней на окне.

На коленях старухи сидела трехлетняя девочка. Она дремала, прижавшись к теплой груди прабабки, заботливо укутанная в конец шали.

… на спинке стула примостился Ангел …

Старуха не сразу заметила его, или делала вид, что не замечает, но пауза уж слишком затянулась, дальше играть в молчанку было глупо и она, слегка повернув голову, так, чтобы не разбудить правнучку, сказала с нарочитой грубостью:

– Привет пернатый. Что-то давненько тебя не было … ну давай, рассказывай, как там, в миру? что нового? чем порадуешь?

Ангел смущенно начал оправдываться тем, что дел невпроворот, что людей под его опёкой много и с каждым годом становится все больше, что страна окончательно выкарабкалась из послевоенной разрухи и жить становится все лучше и лучше.

Старуха, обведя взглядом убогую комнатенку, проворчала чуть слышно:

– Угу … все лучше и лучше … а как же … по нашей семье это очень хорошо заметно.

Ангел возмущенно вздрогнул крыльями:

– Ну, Ольга, ты не обобщай, не моя вина, что вы оказались в этой …гм … в этом … да как же сказать-то поправильней? В общем, в этом доме!

– Не твоя? А чья же? – удивилась старуха: – Ты Ангел нашего рода, почему же допустил такое?!

– Неужели ты не понимаешь, что я могу направить, указать, подсказать, но не могу заставить кого-то поступать, так или иначе.

Ангел горячился и вздрагивал крыльями:

– Человек всегда сам делает окончательный выбор, и заставить его не в силах никто.

– Так уж никто?

– Никто! Ты вон смогла заставить свою внучку поступить так, как считала правильным?

Старуха молчала, только горестно вздыхала, поглаживая рукой белокурую голову правнучки …

– Ну, это совсем другое дело, – снова вздохнула она: – У внучки моей бешеный нрав, ею не покомандуешь … и в кого только пошла такая?

Ангел незаметно улыбнулся и промолчал, укутавшись крыльями.

В доме заметно похолодало, нужно было добавить дров в прожорливую печь.

– Подержи ребенка, а то печь совсем потухнет, замерзнем к черту.

Ангел поморщился при упоминании лукавого, но взял, по-прежнему спящую, малышку и укрыл ее крыльями, начав что-то напевать на незнакомом языке …

– Ну, давай, давай ее мне … ишь, размурлыкался, – улыбнулась старха.

Печь затрещала, разгораясь, по дому снова пошло ласковое тепло.

– Рассказывай, с чем прилетел, тебя ведь просто так не дозовешься, – спросила.

– Да вот, захотел проведать, узнать, как вы поживаете, как девочка? Надеюсь, имя вы ей уже дали? до скольки она у вас в "малышках" ходила? месяцев до четырех?

– До пяти, – потупилась старуха, и тут же возмущенно вскинула голову:

– Ну а что ты хотел? Внучке моей, ее матери не до того было! Роды тяжелейшие, еле-еле оклемалась, а едва малышке исполнилось три месяца, как прирезали ее папочку …

– Как прирезали? – удивился Ангел

– Ну а то ты не знаешь …

– Не знаю … я же ваш ангел, а не его.

– Ну не знаешь, так слушай: через три месяца после рождения нашей девочки, родила и зазноба ее папашки … тоже девочку … изрядно пьяный, он возвращался из роддома домой, начал скандалить с какой-то подвыпившей компанией и получил ножом в бок … три дня промучился и отошел.

– Не знал – не знал … А как же вы восприняли все эти события?

– Да мне было как-то все равно, – безразлично пожала плечами старуха: – А вот внучка … не скажу, чтобы радовалась … нет … но вздохнула с облегчением … Знала, что жить вместе не будут, а вот клеймо разведенки ее пугало … а так – вдова … мало ли нас, вдов, на свете горе мыкают.

– Ну да Бог и с ним … рассказывай про девочку. Какое имя дали?

– Регина.

– Ого … красивое имя … а как мать его восприняла? – Ангел снова спрятал улыбку в крыльях.

– Бушевала и топала ногами, – криво усмехнулась старуха: – Орала, что имя девчонке " дунька с мыльного завода ", что плебейка она, как и ее папочка.

– Ну а ты?

– А что я … успокоила подзатыльником и объяснила, что дочь не выбирала ни себе отца, ни ей мужа … ты же меня знаешь, – старуха лукаво улыбнулась, совсем как в юности.

– Да уж знаю … А родители ее отца? – Ангел кивнул головой на девочку: – Что, совсем не помогают?

Старуха снова тяжело вздохнула:

– Они и рады. Сразу после рождения предлагали забрать девочку, чтобы воспитывать в своём доме, и после приезжали, хотели деньгами помочь.

– Ну и что?

– А ничего … девочку, как видишь, не отдала, свекров на порог не пустила, денег у них не взяла. Сказала, что сама справится и подачки ей не нужны. Вкалывает на двух работах, чтобы как-то свести концы с концами.

– И что, больше не приезжали дед с бабкой?

– Нет … тут, понимаешь, как вышло-то. После того как погиб сын, зазнобушка его с радостью сбагрила им свою дочь и завербовалась куда то на Север … так что есть теперь им и кого тетешкать и кого воспитывать. А мы вот так … сами выгребаем, – женщина опустила голову и надолго замолчала.

Старуха, очнувшись от невеселых дум, взглянула на Ангела:

– Ну ладно, поговорили, а теперь к делу – зачем явился?

– Узнаю свою Оленьку, – заулыбался Ангел, – все такая же, деловитая и прямая.

Он помолчал немного и враз посерьезнев, сказал:

– Ольга, тебя скоро призовут, и ты должна объяснить малышке кто она и откуда. Как я понял, мать ее этого делать не станет.

Старуха горестно всплеснула руками:

– Да как же так, на кого я их оставлю?! Когда?

– Время у тебя еще есть, может год, может и больше, но ты не тяни … рассказывай.

– Что рассказывать-то? Она же кроха совсем, ничего не поймет!

– Не поймет, – согласился Ангел, – но запомнит … память-то у нее хорошая?

– Хорошая, – заулыбалась старуха, – Царя Салтана тарабанит без остановки.

– Ого! – удивился Ангел, – Ну тогда ты не откладывай в долгий ящик, рассказывай … а я полетел, дел еще много … скоро увидимся, я еще загляну … до того как …

Ангел растворился жемчужной дымкой.

Старуха вздохнула и начала свой рассказ …

… Ольга была последним ребенком и единственной дочерью в семье богатого скотопромышленника и землевладельца. Ее отцу, за заслуги перед Отечеством, было пожаловано дворянство, но дворянство это не было наследственным, а потому высокопородная знать, у которой часто за душой были одни долги, посматривала на него свысока, и вынуждено принимала в своем доме.

Отец Ольги только посмеивался в пышные усы и знал, что ни ему, ни его пятерым, уже достаточно взрослым, сыновьям это дворянство и «титулок» абсолютно не нужны. Огромные земельные угодья, стада племенного скота и табуны лошадей давали ему право быть вхожим туда, куда он хотел, а его титулованных соседей вынуждали его принимать с радушной улыбкой, цену которой он прекрасно знал.