Юлия Игольникова - Сказочница

– И помочь-то мне совсем некому, – горестно вздохнула она. – Сын-то у меня, знаешь ли, совсем непутевый стал.

– А что такое с сыном Вашим? – поинтересовалась девушка. Увлеченная беседой, она и не заметила, что уже доедала третий пирог.

– Так пьет беспробудно, жену бьет. Та и дитя потому выносить не может, все скидывает. Эх, говорила я ему в детстве: не лезь ты к чертенку этому. Нет, не послушался меня. Вот теперь и расплачивается, – взгляд тети Дуни затуманился, стал грустным, задумчивым.

– К какому чертенку, теть Дунь, – не поняла Маруся.

– Да к ребенку Фроськиному. Все чертенком его называли. Уж больно страшный был. Да что уж тут говорить! Уродец! А кем ему еще быть, если папаша-то его черт рогатый?

Маруся вздрогнула от этих слов. Руки ее задрожали так, что даже чай в кружке расплескался. Но соседка, погруженная в свои воспоминания, этого и не заметила.

– Это та Фрося, которую все ведьмой зовут? Про нее еще небылицы всякие рассказывают, детей ей пугают? – решила уточнить девушка.

– Она, она, – закивала тетя Дуня. – Только не небылицы это. Ведьма, она и есть ведьма! Слыхала, что с Матрениным сыном, с Никиткой, случилось?

– Да, медведь на него напал.

– Медведь, – насмешливо повторила женщина. – Фросины проделки! Мстит она. Всем, кто сына ее загубил. Ведь Матрена тоже там была.

– А еще кто там был? – Марусю все больше волновала эта история, и все меньше она сомневалась в ее правдивости. – Они-то как? Или тоже, плохое что с ними случилось?

– А как же! – уверенно и серьезно сказала тетя Дуня и встретилась взглядом с Марусей. – Случилось.

– Да, и что же?

– Павлушка там был. Так у него второй ребенок уже родился и тоже дурачок. Совсем детишки его ничего не понимают, говорить даже не умеют. Только слюни пускают да в мокрых штанах ходят. А у Соньки Денисовой сын без вести пропал прошлым летом. Скажешь, совпадение? А я так не думаю. Обещала Фрося, что возмездие их настигнет. Вот и сбывается ее пророчество! Тарасову только беда стороной обошла. Но это пока! Думаю, ей-то больше всех достанется. Ее ведьма, знать напоследок, на сладкое оставила. Она ведь главная зачинщица того безобразия была. Дочурка у нее славная, хорошая девочка. Жалко будет, если с ней что недоброе случится.

– Да, хорошая девочка, знаю. И красивая. Она Егорке уж больно нравится. Только, теть Дунь, может, и впрямь совпадение? Может просто судьба такая? Не всем ведь в жизни везет. Мы-то вот с Егоркой за что расплачиваемся? Вроде грехов за нами и за матушкой нашей покойной нет никаких. А ведь вот, – кивнула Маруся головой, на свои ноги указывая.

– Это верно, – вздохнула женщина. – Но ты, девонька, не печалься и не отчаивайся. Судьба-то она, знаешь как? Сегодня – так, а завтра – эдак, – развела она руками. А мы-то ей и помочь иногда должны, судьбе-то этой.

Тетя Дуня улыбнулась ласково и лицом сразу посветлела, и морщинки на лбу разгладились.

– Так что давай-ка ты поднимайся да иди на улицу. Сейчас от свежего воздуха да от пирогов моих еще краше станешь. Ни один парень мимо не пройдет! Это я тебе точно говорю! Не все Фроське одной предсказания выдавать, – она рассмеялась.

И Маруся заразилась ее настроением веселым. И почувствовала она, что, и правда, на улицу хочет выйти. И боль в ногах как будто поубавилась.

*

А Егорка тем временем без особого труда отыскал домик, прятавшийся в лесу от людских глаз. Распахнул калитку, притормозил немного. Ожидал, собака сейчас большая черная на него выскочит. Для этого он с собой захватил косточку сахарную из борща. Но никто его не встречал. И мальчик постучал в дверь незапертую и вошел. И тут же наткнулся на взгляд колючий темный из-под сдвинутых бровей.

– Ты кто такой? – грозно спросила женщина и еще сильнее нахмурилась. – Чего тебе здесь надо?

Хозяйка дома была высокой, статной женщиной. Сверху вниз на Егора смотрела. Коса черная синевой отливала, вокруг головы змеей обвивалась. Приятным и миловидным лицо бы было, если бы не строгое, неприветливое выражение его.

Егорка взгляд ее суровый выдержал, потом поклонился почтительно и, приказав себе не трястись и не бояться, спокойно ответил:

– Из деревни я, тетя Фрося. Поговорить с Вами хочу. Помощи попросить. Не спешите наказывать! Выслушайте сперва.

– Наказывать я тебя и не собиралась. Взашей разве что вытолкать! Чего сказать-то хотел? Говори да и проваливай, – грубо сказала она.

– Сестра у меня есть, Маруся. Сироты мы, – начал мальчик. – Одни живем, со всем худо-бедно справляемся. Только вот Маруся больна сильно. Ножки ее совсем почти не ходят. Кое-как по дому на костылях передвигается. А такая она у меня красавица да умница! – воскликнул Егорка. – Сердце у меня разрывается, глядя, как она мучается. Да и она переживает тоже. Обузой себя, калекой изуродованной чувствует. Помочь я ей хочу. Вот бы можно было ножки ее больные вылечить! – мальчик замолчал и поднял просительный взгляд свой на собеседницу.

– От меня-то ты что хочешь? – спросила она. – Не врач я, не лекарь. За лечением-то вроде к ним идти надо. Ко мне-то ты зачем пожаловал?

– Знаю я, что все, что Вы скажете, всегда сбывается! Если сказку про кого сочините, так та непременно былью станет.

– Наслушался сплетен деревенских, – возразила женщина. – Мало ли чего люди болтают. Сами похлеще любого сказочника будут.

– Тетя Фрося, – он молитвенно сложил руки, – нам с Марусей надеяться не на что! Доктора давно от нее отказались. Говорят, неизлечимая это болезнь. А насчет сплетен, не знаю. Может, и врут что. Только вот недавно с Никиткой я говорил. Так он сказал, что про сказки Ваши правда все. Сбываются они.

Женщина усмехнулась, на стул опустилась. Пригасила мальчика рядом сесть.

– Так если с Никиткой говорил, знаешь, чем для него встреча со мной обернулась. Что же, хочешь судьбу его повторить?

– Нет, не хочу, конечно. Если б не сестра, не стал бы я Вас тревожить, тетя Фрося. Просить я Вас пришел. Сочините сказку, в которой сестренка бы моя выздоровела, бегать да плясать могла бы, – наконец, мальчик озвучил свою просьбу, опустил голову и застыл в ожидании ответа.

– Знаешь, что скажу тебе, Егорка? Дурное-то дело, оно, известно, нехитрое. Злую-то, страшную сказку легко сочинить. С добром-то все посложнее будет. Тут непременно усилие приложить надо. А злые дела, они будто сами собой совершаются. Потому откажу я тебе. Не смогу я сестре твоей помочь. Возвращайся ты к ней. Да живите, как жили.

Плечи Егоркины затряслись. Как ни старался он, не удалось ему слезы сдержать. Полились они ручьями солеными по щекам его да на стол закапали. Сидит, ревет, носом хлюпает, головы не поднимает.

– Ну нечего мне тут мокроту разводить. Не хватало мне тут еще сопли детские подтирать, – сердито проворчала женщина. – Собирайся и уходи.