Дарья Палдовская - Эхо шума

Удар – и раздалась сдавленная ругань.

– Сергей Владимирович! – Аркадий порадовался своей удаче.

– А? – не совсем понимающе откликнулся инженер, в которого молодой руководитель умудрился на всем ходу врезаться.

– Наконец-то.

– Аэ. Это не. Не я, да.

Потрёпанный добродушный лысый шар с моржовыми усами, являвший собой Воронова Сергея Владимировича, держал под мышкой облезлую кошку, будто пережившую последовательно пожар, наводнение, и медные трубы вишенкой сверху. Что было почти правдой. Бимка, как белый Бим чёрное ухо, незнамо как умудрилась прокрасться на станцию ещё до запуска. Она подрыкивала, что должно было означать мурчание, удобно устроившись на большой и толстой руке инженера.

– Всё Вы. Вы мне нужны, – Аркадий перекрыл собой дорогу.

– За писулькой той, да?

– Если Вы желаете стратегически важные чертежи называть писульками, то да. За ними самыми, – в ответ на тоскливый взгляд инженера Аркадий все же уточнил. – Москве нужно отчет в ближайшее время отправить, сами понимаете.

Голубые зрачки ярко блестели на фоне пожелтевших от старости склер. Воронов почесал голову зажатой в руке чашкой с земляничным узором.

– Тоже мне, какие важные. Пальцы веером, сопли пузырями. Подождут, никуда ничего не денется. Пара дней, зато схемы не кривые, что ноги у…

– Сергей Владимирович…

– Все-все, понял, понял. Не бурчи. И вообще иди поспи. Ты на этой неделе вообще спал? В какую смену не хожу, вечно-то ты куда-то да бегаешь. Не надоело? Лицо, вон, зеленое уже совсем.

– Оно измождено текстом. Ничего фатального. Отчеты…

– Да, да. Их тоже. Понял я, понял.

Мужчина неловко почесал Бимку за ухом свободным пальцем, плечом он потеснил своего молодого начальника и направился прочь.

Плечи Аркадия устало поникли. Тон сменился с уважительно-рабочего на усталый и серьезный.

– У нас планируется запуск. Времени совсем мало.

– А ты хочешь, чтоб все было идеально. Да, да, знаю, знаю.

– Не факт, что разрыв цепи даст нам преимущество, но оно почти точно вызовет необратимые изменения, хотя бы в науке, в понимании вещей. В схеме ошибки, они могут стоять слишком дорого. Если правильно все объяснить, верхи могут отменить проект.

– Вот что, мальчик, – Сергей Владимирович на это нехорошо нахмурился, остановившись. – Я много на этом свете пожил. Я две войны пережил, понимаешь? И каждую считали Великой. И последней. И короткой – перед ее началом наивно. И ни черта подобного. Я никому не верю. Но знаю, что между ними шло расстояние в двадцать лет. И сейчас снова – прошло двадцать лет. Что-то грохнет. И я бы хотел, чтобы моя дочь, там на Земле, и Варвара моя у нас в столовой, благополучно все это пережили. И, скажу тебе честно, мне плевать, какой ценой. Благородные речи хорошо вещать, когда хорошо задница прикрыта. Вот, что я тебе, с высоты моих седин скажу. Мотай на ус, пока я жив.

Аркадий даже не огорчился, в глубине души понимая, что неприятно, но справедливо. Сам он лишь смутно помнил последствия окончания первой – мелким еще был. Помнил только, как мать рыдала, когда отец не пришел. Его тогда к тетке увели. Он не совсем еще понимал, что происходит, и больше орал из-за расстроенной матери, чем из-за какого-то незнакомца, которого никогда не видел.

Он с детства не очень верил в войну. Не очень ее понимал. Но был ответственным, всегда. А это предлагало выполнение своих задач, и сейчас – активную работу с людьми. Судя по удаляющейся спине Воронова, выходило это у него неважно. Впрочем, не сказать, чтобы это было большой новостью.

Аркадий отстраненно помассировал живот. Немного подташнивало. Совсем чуть-чуть. Но это точно не от недосыпания, хотя здесь Воронов прав был – оно имело место быть. Перевернув на автопилоте висящее на крючке зеркальце отражающей стороной к стене, он устремился к себе. Не сказать, что его последняя нелюбовь к зеркалам была вызвана нелюбовью к собственному отражению. Он никогда не испытывал неприязни к собственной внешности, напротив. Многие девушки считали его привлекательным: правильные черты лица, высокие скулы, серые глаза и светлые волосы, а бледность и очки придавали облику романтичность непризнанного гения.

Он дошел до кабинета и деловито поправил покосившуюся табличку, распахнул привычную дверь, но замер на пороге нелепо наполовину занеся ногу. Моргнул. Спешно извинился, запер за собой обратно и поспешил прочь.

На ходу поправил сползшие на нос очки. Возможно, слова Воронова и Марины имели смысл. Недосып бил по соображалке. Но что оставалось делать? Времени уже который месяц ни на что не хватало.

Он оглянулся назад. За дверью шел разговор на повышенных тонах.

Угораздило же по привычке свернуть в свой бывший кабинет. Кажется, он прервал какое-то совещание. Он снова раскрыл сжимаемую под мышкой папку, углубляясь в чертежи и схемы. Не сходилось.

– Ужинать! У-жи-нать!

Мимо проехал на колесиках уже знакомый Э-24. Шустро распахнув ближайшую комнату и гаркнув привычное объявление, укатил к следующей – продолжать свою миссию.

Аркадий устало провел ладонью по лицу. Голова представляла собой на редкость тинистое болото. От недосыпа скакала температура. Бросало то в жар, то в холод. Не слишком часто, но все равно неприятно. Пожалуй, пообедать бы не помешало. Подкрепить силы.

Он пошел в обход – не любил лифты, всегда предпочитая лестницу. На ней было меньше шансов встретить ленивую толпу в растоптанных тапочках и домашних халатиках с кружками и ложками в цветочек наперевес.

Слабо шелестели бумажные гирлянды. Было слегка прохладно, и он зябко передернул плечами. Мимо прошел Егор, приветливо помахав рукой. Аркадий постарался выдавить из себя улыбку в ответ. Он считал Егора лоботрясом.

Семье Фоминых дальше он улыбнулся уже более искренно. Маленькой Ане передал барбариску, припрятанную для нее в кармане серого халата.

В столовой уже была толпа. Люди весело болтали, предвкушая грядущие праздники. Как всегда, его больше всего поражал один из инженеров, Андрей. Он сейчас вновь врал очередной пассии, обещая той притащить в сочельник такую пышную ёлку, что та у нее в комнате не поместится. Это, на секундочку, на космической станции, где из деревьев только пара-тройка березок с дубками да армия сердитых тополей в парке, и где все перечисленные стоят на учете и ежедневно пересчитываются.

– А ты слышал, они ее отловили? – шепталась за другим столиком бухгалтерия.

– Дамочку, которая спрашивала который час?

– И ведь в инструкциях же всех сказано – "никогда не говорите с "зеркалами"!». Надо же так…

– Слушайте, блин, я же по секрету вам рассказал, тише, тише!

– Да ладно тебе.

Он проводил сплетников взглядом, ускоряя шаг. Он их знал, но не хотел обращать на себя внимания – тогда бы пришлось подсаживаться и заводить беседу. А он хотел по-быстрому выбрать еду с собой, и перекусить уже в кабинете.