Alexandra Reinhardt - Почтальон для Евы

– «Мой путь к смене религии – это длинная история», – сказала Ева и сдёрнула простынь с зеркала. В отражении на неё взглянула порядком измотавшаяся путница, за плечами которой был длинный и насыщенный день.

– «Расскажи!», – не унималась Ясмина, выпуская в окно застоявшийся спертый воздух взамен на посвежевшее вечернее дыхание. Спальня глубоко вздохнула вместе с ней. Перемещая сумку Евы по комнате, шумно и быстро, создавая какую-то ненужную сутолоку, Ясмина принялась суетиться в благоустройстве быта. Было заметно, как ее разрывают и волнение, и суеверный страх от того, что перед ней стоит женщина, отступившая от пути к Аллаху, и одновременный интерес: «Ну не томи меня, говори. А постелю тебе пока».

Ева облокотилась на потрескавшееся предплечье шкафа, сковыривая с него облетающий лак. Много лет её память старательно камуфлировала воспоминания, связанные с этим периодом жизни. Блокировала, прятала, пыталась вытолкнуть из себя, подобно тому, как живой организм борется с помещённым в него инородным телом. О тех событиях знали лишь близкие, но глядя сейчас на Ясмину, она почему-то решила посвятить эти доброе внимающее сердце в детали своей истории. С присущей Еве откровенностью и прямотой, она начала:

– «Когда мне было 24 года я съехала с катушек. В прямом смысле этого слова, Ясмина. У меня тогда случились ненормальные отношения с одним мужчиной. Это был редкостный ублюдок и психопат, не стану рассказывать подробности того, через что он меня пропустил. Скажу одно – я прошла ад. Так вот именно тогда я и узнала, что такое депрессия. Я сейчас говорю об истинной депрессии с её глубинными ужасами, а не той, о которой вещает какая-нибудь чванливая пигалица с усталостью от праздной жизни, когда у нее просто нет настроения спускать десятки тысяч в Дубай-молл. Таким пустоголовым курицам хочется плюнуть в лицо, ей Богу! Ибо они не понимают, насколько страшно состояние, в котором ежеминутно хочется лишь одного – умереть.

Я сутками напролет лежала в постели, я тряслась от каждого шороха, я засыпала со слезами на глазах и больше всего на свете – я боялась проснуться. Любой кошмарный сон был просто чудесен по сравнению с теми страданиями и отчаянием, которые я переживала наяву. Я ничего не ела. Ничего! Любой кусок причинял мне физическую боль, и меня постоянно рвало даже от запаха пищи. И длилось это неделями. Мой организм был изнасилован булимией настолько, что вес таял прямо на глазах моих паникующих родителей. Я достигла тогда своего критического массы в 43 кг.

В дом приводили лучших светил медицины, так как вытащить меня за пределы моей спальни было попросту невозможно. Найти или изобрести метод, который бы поднял меня на ноги, не удавалось абсолютно никому. Ни таблетки, ни беседы с психотерапевтами, ни мамины рыдания – мне не помогало ровным счётом ничего. Я медленно умирала.

Так называемые подруги, месяцами жившие у меня, жравшие и развлекавшиеся за мой счет в лучших столичных клубах и ресторанах, украдкой растаскивающие то мой гардероб, то шкатулки с украшениями – как и положено человеческому театру абсурда, в самый сложный момент моей жизни исчезли.

Представляешь, Ясмина, как вскрываются человеческие маски перед лицом болезни, в которой человек больше всего нуждается во внимании, которое я так щедро когда-то отдавала им?! С их подлых лицемерных рож слетели лживые улыбка и интерес ко мне, прям как краска на этом шкафу. А под той личиной таилось самое отвратительное свойство человеческой души – это безразличие. Знаешь, как это происходит? Сначала они говорят с тобой, как с ущербной, затем все реже приглашают на общие мероприятия, а если и зовут, то делают это не от души, а так, для соблюдения приличий и проформы. А однажды твой телефон совсем замолкает, будто и не было в нём прежнего смеха, сплетен и новостей.

Людей, которым я осталась небезразлична, можно было перечесть по пальцам. Одной из них была наша соседка, добрейшая украинка, которая впоследствии и стала моей крёстной. Однажды ей удалось вытащить меня на ночную прогулку. Чтобы ты понимала всю тяжесть моего тогдашнего состояния, скажу – я очень боялась даже дневного света, и лишь с наступлением темноты была способна проделать несколько шагов у крыльца дома. В тот вечер она каким-то чудом убедила меня пройти несколько дворов, чтобы навестить местную церквушку. Как сейчас помню, мы попали на вечернюю службу. И тут произошло настоящее чудо, Ясмин. Впервые за несколько недель пребывания в эмоциональной агонии, страх, боль и безысходность отступили, словно их и не было никогда. Мне стало так легко и спокойно, что я сначала даже не поняла, как такое возможно? Без врачей, антидепрессантов, десятков обследований, тестов и терапии – моя душа вдруг испытала долгожданный покой. Я забилась в самый темный угол православного прихода и начала неистово рыдать перед церковными образами. Я до сих пор не понимаю, что со мной тогда происходило, но могу сказать одно – это было самое долгожданное исцеление от боли, так долго и мучительно разъедавшей моё нутро.

При выходе из храма меня остановила какая-то древняя старушка: «Доченька, прими в дар! Тебе нужна Она!» и протянула мне маленькую икону. На ней была изображена блаженная Матрона. Я не знаю, как я добралась домой в ту судьбоносную ночь. Моё сердце будто снова обрело способность летать и ликовать с той же привычной амплитудой, как и когда-то давно. Других вариантов для своего окончательного выздоровления, кроме как пойти и покреститься, я с того момента даже не рассматривала.

В ту же ночь мне приснился странный сон, будто в мою комнату вошло сразу несколько ангелов. Ясмин, только пойми меня сейчас правильно и не сочти ненормальной. Эти посетители предстали передо мной не в классическом понимании того, как должны выглядеть посланники Неба. Без крыльев и нимба. В привычном человеческом обличии. Без проповедей и лозунгов. Они просто гладили меня по макушке и успокаивали. Являлись они ко мне трижды. Хочешь – верь, хочешь – нет. Но я храню в сердце воспоминания о том, какими нежными и прозрачными были те прикосновения.

И после этих знамений, однажды, выходя из ледяной христианской купели, куда я трижды окунулась, чувствуя сквозь толщу святой стихии, как на ту же мою макушку рассыпались золотые искры, я обрела новое имя. И я поняла, что с этой минуты начинается моя другая, яркая, и невероятно сильная жизнь, в которой больше не будет места ни страхам, ни переживаниям. Потому что отныне она связана с Крестом. Вот собственно и всё. Я тебя не утомила?».

Взбитые подушки и сатиновая простынь давно были готовы принять в свои прохладные объятья иностранную гостью. Ясмина молчала, нервно расправляя шершавыми пальцами несуществующие складки на кровати. А потом тихо произнесла: