Alexandra Reinhardt - Почтальон для Евы

– «Ева, родная моя, ну поешь, молю!», – лепетала мать, глядя как тонут в высоком плюшевом ковролине мои худющие ноги.

Я выглядела как жертва нацистских опытов, а не девочка из известной и уважаемой семьи прославленных на весь Союз врачей. Несмотря на все мольбы, угрозы, просьбы, шантаж и манипуляции, направленные на то, чтобы я проглотила ложку с пюре или котлеткой, я была непреклонна. Как упертый истукан.

Ни образцовая заботливая мама, которая, к слову, была отличным педиатром, ни армия её кухарок-помощниц, виртуозно готовивших любые кулинарные изыски, столь дефицитные в Советской России, не могли сломить во мне презрение к еде. Мама резала хлеб крохотными ломтиками, густо намазывала одни мякиши красной икрой, а другие – черной, вонзала в хлеб зубочисткии, имитирующие солдатиков, расставляла по разные стороны тарелки и объявляла сражение между двумя «вражескими» баррикадами. Мне давали ответственное партизанское задание – уничтожить с помощью своего крохотного желудка сначала отряд черноикорных, а затем и красных соперников. Иногда родительская хитрость срабатывала. Так, почти ежедневно, моя Мама воевала со мной за моё же выживание.

Я была нетипичным ребенком во всех смыслах. Люди говорили за нашей спиной, что в семье статусных врачей происходят какие-то странности, ведь они произвели на свет не вполне стандартное дитя. Я росла очень замкнутой, почти никогда не спала, сторонилась людей, не любила тактильность, не позволяя целовать себя даже родственникам, не искала дружбы со сверстниками, и всё чаще сидела в одиночестве с книгой. Благо, мастерством чтения я овладела очень-очень рано. И книги, которые я поглощала с жадностью и восторгом, стали мне на долгие годы и друзьями, и советчиками, и спутниками в захватывающие миры астрономии, путешествий, легенд, авантюр первооткрывателей и древней истории.

А однажды, когда мне было 4 года, похоже, я решила взорвать под основание психику родителей, сообщив им, что вижу мёртвых. Мол, они приходят ко мне ночью, наклоняются над постелью и шепчут мне свои биографии. Покойные гости всегда были учтивы, и совсем не пугали меня. Я лежала и увлеченно слушала истории их прежней жизни, с любопытством разглядывая диковинные детали их одеяния: кители, мунштуки, сюртуки и кринолин. А позже, когда я находила старые фотоальбомы, хранившие довоенные снимки наших предков, узнавала в их пожелтевших лицах своих полуночных посетителей. Показывала пальцем на каждого из них и в деталях пересказывала то, что слышала от недавно встреченного умершего предка, так подробно поведавшего мне информацию о себе. Всегда попадая в точку.

Наши пожилые родственники, хорошо понимая, что я никак не могла знать детали жизни давно ушедших из нашего мира людей, холодели. Суеверно перешептывались, а затем прощались, и спешно покидали наш гостеприимный дом. Подальше от маленького оракула. Мне кажется, первая седина у отца появилась именно тогда.

Папа, признанный гений в мире московской хирургии, известный на всю Россию своими уникальными ювелирными швами, спасавший каждый день человеческие жизни, не мог разобраться в диагнозе собственного чада. Я видела, как он о чём-то постоянно грустит, звонит коллегам и зарывается с головой в медицинских энциклопедиях, посвященных детской психологии. Я подходила к нему, клала руки на его поникшие плечи, искренне переживая из-за того, что так сильно его расстраиваю. И говорила, что знаю рецепт лекарства для меня:

– «Папа, мне так нужны… качели… Они обязательно помогут мне выздороветь!».

Да, я просила свои собственные, предназначенные лично мне, прибитые в центре комнаты к потолку, качели. Угрюмый отец покорно исполнил и эту мою прихоть.

Сегодня, с высоты своих лет, я никак не могу представить – что же чувствовали мои измотанные и уставшие родители, наблюдающие за тем, как я, раскачивалась на своем домашнем аттракционе, запустив голову назад. Я по-прежнему не спала, общаясь с мертвецами, плохо ела, но обретя качели, становилась невероятно счастливой. Интересно, о чём они думали, глядя на меня? Возможно о том, что их дочь ежедневно балансировала между жизнью и смертью, вперед-назад, вправо-влево.

Быть может поэтому я так люблю смерть. И не страшусь ее. И Смерть нас полюбит. Абсолютно всех. Рано или поздно. Моя Смерть когда-нибудь придет ко мне в блеклой мышино- алюминевой шинели, кашемировой и уютной на ощупь, как ЛороПиано, но которая, увы, совсем не греет.

Сегодня я впервые лечу навстречу к результату работы Смерти. Моя прабабушка умерла. И завещала мне дом. Азербайждан, встречай.»

Лёгкого удара выпущенных шасси о раскаленный асфальт аэродрома хватило, чтобы Ева вздрогнула. Незакрытая бутылка Sunpellegrino рухнула на брюки Евы, окончательно разбудив ее. Остатки дрёмы прокричали ей одно слово, она более, чем чётко услышала чьё-то пронзительное: «Маама!». Еву передёрнуло от этого внезапного клича, эхом отозвавшимся в ее спутанных мыслях спросонья. Не сразу распознав авиапосадку, в её голове проскочило встревоженное: «Неужели этот великовозрастный придурок все ещё третирует малыша?», она наклонилась к отверстию между креслами.

Мерзотнейшая из псевдомужских рож даже не проснулась от приземления. Ева приподнялась, чтобы окончательно удостовериться в том, что ребенок находится в полной безопасности. Пацан оторвался от мультипликационных захватчиков детского сознания в мобильном телефоне и улыбнулся ей, задрав голову наверх: «Мы уже в Баку?».

Ева потрепала его по ржаным волосам и шепнула:

– «Воздух вокруг нас слишком прекрасен, чтобы превращать его в перегар, правда? Не бухай, как папаша, как вырастешь. Обещаешь?».

Заручившись одобрительным кивком ребенка, она, наконец, выдохнула, расправила затекшие плечи и обернулась, чтобы получше рассмотреть своих соседей по полету на задних рядах.

В мире ежедневно приземляется почти 90 тысяч самолетов. Разноцветные, мультикультурные, с разной религией, правилами, часовыми поясами и направлениями, но внутри – так похожие друг на друга.

В полости огромной металлической птицы – от хвоста до кабины пилота – сгибаясь под багажными полками, сразу после посадки привстают с мест всего три категории людей. Ева дала им прозвища, начинающиеся на букву «И»:

1.«Иуды».Они надевают или снимают обручальные кольца (в зависимости от того, вернулись они домой к семьям или отправляются в романтическое путешествие к своим тайным пассиям). Они примеряют правдивые или дежурные улыбки. Отправляют возлюбленным смс-ки с почти одинаковым и надлежащим текстом, просто с разной скоростью и амплитудой. Подушечки пальцев или дрожат и потеют от волнения, или уверенно стучат по сенсорному монитору, привыкшие к многолетнему фундаментальному, как египетская пирамида, браку. Эти товарищи обычно суетятся, нервно хватают с верхних полок багаж и нетерпеливо поглядывают то в иллюминатор, то на часы, то в телефон. Будто этот забавный холерический ритуал способен ускорить их эвакуацию из самолета.