Alexandra Reinhardt - Почтальон для Евы

Над ней склонился взволнованный парень, из местных. Эдакое черноглазое полноватое добро в застиранных джинсах и поло. В одной руке он держал выроненные Евой документы и брелок с автосигнализацией, а другой протягивал, запотевшую от несвойственного для этих мест переохлаждения, бутылку с водой. Ева с жадностью припала к своевременному живительному источнику влаги и почти залпом ее опустошила. Краткосрочный обморок не оставил о себе даже напоминаний. Ева разогнула колени и с благодарностью взглянула на своего неравнодушного спасителя:

– «Спасибо Вам за помощь… Клянусь, не знаю, что на меня нашло. Скажите, пожалуйста, а Вы – таксист?»

– «Именно! Рад служить! Мой автомобиль бизнес-класса к Вашим услугам! Вам точно стало легче? Если хотите можем прямо сейчас направиться в больницу. Что скажете?»

– «Со мной все хорошо. Вы знаете как проехать в деревню Лаза?»

Таксист, обрадованный перспективой провести два часа в пути с такой приятной дамой, замахал руками, указывая спутнице дорогу к месту, где была припаркована его старенькая «Волга». Направляясь к выходу, он бесцеремонно распихивал толпу из своих галдящих конкурентов, призывающих молодую девушку обратить на себя внимание и выбрать в качестве извозчика другую машину, а не эту, чудом выжившую в современных реалиях, советскую проржавевшую колымагу. Наконец, прорвавшись сквозь плотное кольцо взмахов, криков и толстых животов, Ева зашагала к нужному автомобилю и раздраженно швырнула дорожный Vuitton на заднее кресло, пропахшее выпечкой, арбузами, гашишем и тархуном. «Домой, в историю!», – шепнуло ее сердце. Ева с радостью плюхнулась на сиденье и поспешила захлопнуть за собой дверь. Больше всего она сейчас нуждалась в целительной тишине. Водитель, довольный собой и тем, что всё-таки одолел своих коллег-стервятников и сохранил за собой право везти эту необыкновенную пассажирку, радостно зазвенел ключами, заводя двигатель. Он обернулся и ликуя произнес:

– «А меня Рустемом зовут!»

Таких девушек таксист видел только в глянце. Она напомнила ему моделей из журнала, когда он однажды отнял Cosmopolitan 92-го года у своей сестренки, чтобы полюбоваться на заморских красоток. На лощенных страницах девушки позировали в тонких сверкающих боди и настолько замысловатых сережках, что у парня на секунду даже перехватило дыхание от незнакомых доселе и впервые переживаемых плотских эмоций. Созерцать обнаженную женскую натуру в мусульманском государстве было негде. И лишь проковыренный зрачок в стене городской бани, у которой мальчишки дрались за право оказаться в этом эротическом «зрительном зале», изредка являл ему чувственные картины. Роскошные дивы на журнальных страницах разительно отличались от тех, кто раньше будоражил его подростковое воображение, ведь те были дородными пышными тетками со здоровенными повисшими бидонами, с размытыми и большими, как чайные блюдца, ореолами сосков. Они раскатисто хохотали, сотрясая жирные плечи и бока, и плескали друг в друга воду черпаками из медных тазов, вызывая тем самым еще больший женский гвалт смеха и прибауток. На наблюдение за их водными игрищами мальчишкам отводилось каких-то жалких секунд десять. А потом в бок начинали толкать и нетерпеливо отпихивать малолетние неопытные напарники, большие ценители красоты женского тела, требующие своей очереди. Или еще того хуже – за ухо, сыпля ругательства и угрозы всё рассказать о греховных проделках родителям, мог схватить сторож и как следует надавать тумаков.

Рустем украдкой поглядывал через плечо на свою пассажирку, едва успевая смотреть за серпатинной дорогой. От Евы пахло едва уловимой тревогой, такой сладкой, иноземной и чарующей, как пробники духов на тех же, однажды украденных у сестренки, страницах.

За окном монотонно проносился приевшийся до оскомины азербайджанскому извозчику пейзаж. Но в отличие от него, избалованного местными красотами, парижская попутчица освободилась от пут беспокойных мыслей, и теперь отчего-то почти постоянно улыбалась окну. Ее руки перестали теребить телефон, лицо обрело смиренное выражение, делая ее юной, как по волшебству. Но ямочки на ее щеках, будто ставили точку на робких надеждах таксиста. Он откинул водительское зеркало, бегло перевел взгляд с красавицы на себя и раздосадовано его захлопнул. «Заурядный деревенский парняга-водитель никогда не понравится такой как она», – вынесло приговор отражение. И было абсолютно право, ведь чтобы познакомиться с Евой, увлечь ее и заставить обратить на себя внимание – нужно было быть если не сверхчеловеком, то хотя бы находиться на самых высоких ступенях сознания и богатства души. Она не была высокомерной, но и желанием всматриваться в душевный достаток чужих душ особо никогда и не горела. Быть может поэтому в ее жизни было не так много мужчин, которым она позволила утратить статус «поклонников» и перейти в категорию «друг».

Ева, не подозревая, что именно сейчас она тревожит очередное мужское сердце одним своим присутствием, жадно поедала изголодавшимися по краскам глазами ярчайшие картины, воскресшие перед ней как из детства. Воздух вокруг вдруг стал таким липким, как сахарные нити карамели в большом казане, в котором тетя готовила бакинские десерты. Вернуться туда, где когда-то деревья были большими – пожалуй, самый большой и опрометчивый риск в жизни любого взрослого человека. Но при этом и самый сладостный опыт.

Ресницы Евы словно вновь стали детскими, и принялись бегать по сторонам со скоростью, до которой разогнался услужливый таксист. Он намеренно гнал по бакинским автобанам, как и положено мужской браваде, желающей продемонстрировать лучшие маскулинные качества, свои и своего «железного коня». Но мысли Евы давно унеслись за пределы его старенького салона.

Ей казалось, что она снова вернулась в дни, когда молодой папа вёз их с сестрой на своем автомобиле по свободным дорогам Баку домой, в центр столицы, под их одобрительный девичий визг. Папа смеялся и просил: «Эй, дочки, держитесь крепче! Прокатимся хоть нормально, пока мама не видит!». Быть может поэтому, спустя много лет, слова «скорость» и «счастье» для Евы стали синонимами.

По дороге из столицы в деревню, как вдоль подиума, расселись «зрители»: в первых рядах – надменные синие стекла столичных офисных высоток дубайских масштабов, чопорные банковские вывески, богатые торговые центры, похожие на цыганских баронов, галдящие кофейни с ледяным чаем и красными лицами посетителей; и тут же рядом с ними – пожелтевшие сосны, похожие на всклокоченных редакторов с обесцвеченными прическами, и каштаны с душистыми остроконечными соцветиями, как у нимфеток. За ними, чуть поодаль – почти тосканские лимонные поля и плаксивые тутовые деревья.