Ариша Дашковская - Помни меня

На следующий день я опять позвонила ему. Только тяжёлый вздох свидетельствовал о том, что трубку подняли.

– Максим?

Молчание.

– Максим.

Молчание.

– Я знаю, что ты меня слышишь. Я не могу понять, что происходит. Почему ты так себя ведёшь? Забери меня.

То, что я услышала, на миг выбило меня из колеи, а от его голоса, глухого и надломленного, по коже побежали мурашки.

– Девушка, кто вы? Какие у вас мотивы? Забудьте мой номер, я прошу вас, – он сбросил вызов, оставив меня в полной растерянности.

Я набрала номер снова. Трубку взяли. И на меня тут же обрушился шквал ругательств. Молодой женский голос костерил меня на чём свет стоит:

– Ты думаешь, что это смешно? Или ты мстишь ему за что-то? Хватит издеваться! Прекрати названивать сюда, – единственные цензурные фразы, прозвучавшие в потоке брани.

За грудиной запекло, я медленно съехала по стенке на пол. Уткнув голову в колени и запустив пальцы в волосы, я разревелась в голос. Что со мной не так? Любимый мужчина не узнает меня и даже слышать не хочет. Чужие люди навещают и считают родственницей. Либо я сошла с ума, либо весь мир.

Я вернулась в палату, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Слёзы уже не текли, в груди предвкушение уступило место опустошённости, а в голове суматошно метались мысли вспугнутыми птицами.

За всё время Максим не навестил меня ни разу. На него это не похоже. Он примчался бы, как только я пришла я в себя. В том, что я слышала по телефону именно его голос, я была уверена на сто процентов. Вот только он почему-то вёл себя так, будто я ему чужая и общался с нескрываемым раздражением. Почему? Почему он так со мной? Я не могла придумать никакого объяснения его поведению. Такого просто не могло случиться ни при каких обстоятельствах. Даже если бы началось землетрясение, смерч или наводнение, он приехал бы ко мне.

Новые «родственники» чудесным образом знали мой размер одежды. В переданном ими смартфоне оказалась моя фотография. Но больше никаких фотографий, кроме Васиной, не было.

Мать с сыном вели себя странно, но не фальшиво, не было ощущения неумелой игры. Казалось, что они в самом деле уверены, что я их Марина. А Вася… Вася ещё обмолвился, что именно он ударил меня по голове так, что я оказалась в больнице.

– У тебя взгляд пустой такой. Ты меня пугаешь. Что случилось?

Усилием воли я скинула с себя оцепенение и заставила себя ответить:

– Ничего. Он меня не узнал.

– Пф, конечно, не узнал! Никто, кроме тебя, и не надеялся на это, – Галина не сдержала злорадства.

Даша шикнула на неё и села рядом со мной, обняв за плечи:

– Всё наладится. Ты только расскажи врачу. Это важно. Ты и про родственников своих на обходе сегодня промолчала.

– Ты права, Даш. Ты права, – я погладила её по руке, всё ещё лежащей на моём плече, и решительно поднялась с кровати.

– Ты куда? – встревожилась Даша.

– К врачу. Уж она-то должна разобраться. Пусть позвонит Максиму, и он скажет ей сам, что не знает меня.

– Да я не то… – она недоговорила свою мысль.

В ординаторской, кроме Галины Степановны, никого не оказалось. Моему приходу она не особо обрадовалась. На столе перед ней стояла тарелка с рагу, которое сегодня давали на обед, и, судя по всему, она только собиралась приступить к трапезе. Я замялась, хотела сначала развернуться и уйти, но потом подумала, что в другой раз вряд ли у меня хватит решимости попросить о звонке Максиму.

– Извините. Я ненадолго, – несмело начала я.

Женщина посмотрела на тарелку, потом на меня:

– Знаете, я уже третий раз пытаюсь пообедать, а меня всё время отрывают. Ну что ж поделать, раз уж вам неймётся, говорите.

– Ко мне вместо родственников приходят незнакомые люди.

– Кто?

– Да откуда же я знаю? Мужчина и женщина, представились матерью и братом. Но я их впервые в жизни вижу.

– Всё верно. Мать и брат. Они и ко мне заходили. Очень переживали за вас. Мама за вас, кстати, расписывалась в документах при госпитализации. Всё? Вопросов больше нет?

– Но моя мама умерла, брата никогда не было. Есть муж и сын. Причём с мужем я разговаривала менее часа назад.

– Про маму и брата мы, кажется, выяснили. А муж что вам сказал?

– Попросил не звонить ему больше.

– Значит, не звоните. Если человек не настроен с вами общаться, то не стоит и пытаться. Возможно, произошло что-то неприятное, то, что не нужно ворошить. Подождите, пока ваша память хоть немного восстановится.

– Это он не помнит меня, а не я его.

– Иванцова, у вас ушиб головного мозга тяжёлой степени, семь дней в коме, из них четыре дня за вас дышал аппарат, радуйтесь, что живы, что ходите, что разговариваете. Память восстановится со временем. Главное – позитивный настрой. В любящей семье вы пойдёте на поправку, – Галина Степановна поднялась со стула и подошла ко мне, приобнимая и подталкивая в сторону двери.

– Позвоните, пожалуйста, Максиму, скажите, что я жду его. Умоляю! – я не оставляла надежды. Возможно, моя идея была идиотской, но если Максим не хотел слушать меня, моего лечащего врача он бы выслушал.

– Иванцова, не забивайте голову ни мне, ни себе. Лучше матери позвоните, она очень о вас беспокоится. Потом разберётесь со своей личной жизнью.

– Помогите мне, здесь что-то не так, – слёзы снова потекли по щекам.

– Я знаю, кто вам поможет, – она оставила меня у двери, а сама вернулась к столу, нашла мою карту, что-то размашисто в ней написала и вручила мне. – Вам к Игорю Борисовичу. Прямо сейчас идите во второй корпус, сто первый кабинет. Только к свободной санитарке подойдите, чтоб проводила вас.

Санитарку я нашла, но относительно свободную. Она пила чай в сестринской. Посетовав, что до второго корпуса по снегу в тапочках и халате не добежишь, она достала из шкафа стёганый ватный бушлат и калоши на меху, всучила мне:

– Одевайся. Добежишь быстренько, не замёрзнешь.

– А вы? – я всунула босые ноги в обувь и накинула широкий бушлат.

– А зачем я тебе? Вот что с тобой может случиться?

Действительно, что со мной может случиться, думала я, скользя резиновой подошвой по накатанному снегу. Могу ещё раз упасть и удариться головой. Могу вообще уйти из больницы и поехать к себе домой. Может голова закружиться.

Солнечный свет неприятно бил по векам, и я прикрыла глаза свёрнутой в трубку картой. Другой рукой я балансировала, пытаясь удержаться на ногах. Голова, действительно, кружилась. То ли от слишком свежего морозного воздуха, то ли от потрясения.

Во втором корпусе на входе не было бахил. От моих галош на светлом линолеуме оставались влажные следы. Уборщица, протиравшая пол в коридоре, недобро покосилась на меня. Как ни странно, сто первый кабинет я нашла быстро. На двери красовалась золотистая пластиковая табличка с чёрными буквами «Психиатр».