Герман Чернышёв - Свет Неутешенных

Снаружи никого не оказалось. «По нужде он пошёл, что ли?» – спросил Ривлик мысленно, обшаривая куртку в поисках табака. Спустя некоторое время он услышал хозяйский шёпот.

– Уважаемая, прошу вас не портить репутацию моему трактиру. Здесь Вас не жалуют, уж простите.

А после усталый женский голос.

– Я не буду заходить. Просто скажите, где этот приют – и я уйду.

Беседа проходила, по-видимому, на обочине городской дороги, в сени раскидистой ивы, там, где потемнее. Ривлик, благополучно нашедший табак, сунул трубку в зубы, положил ладонь на рукоять клинка и двинулся на шёпот.

Уорорт вздрогнул, услышав рядом шаги, он был подслеповат. Его собеседница, чью голову скрывал капюшон плаща, не обернулась.

– Господин Правая рука, вы… – трактирщик прищуром вгляделся Ривлику под капюшон. – Я как раз хотел идти в кладовку.

Он бросил очередной просительный взгляд на незнакомку и поспешил обратно к посетителям. В темноте ночи, чуть развеянной светом из окон, остались две фигуры.

– Назовитесь, – потребовал Ривлик. Незнакомка с изяществом развернулась. В тени капюшона блеснули две кровавые точки.

– Ты знаешь, кто я, Ривлик, – вблизи голос узнался, приятных чувств он не принёс. Правая рука не отнял пальцев от рукояти у пояса.

– К моему сожалению. Ты перепугала хозяина. Что тебе надо, Делвер? Зачем тревожишь людей?

Девушка отбросила капюшон и прибрала назад тёмные волосы. Она обладала изрядной красотой, насколько можно судить в такой темени. Аккуратный подбородочек, мягкие линии скул, только вот глаза всё портили. В белках цвета мокрой побуревшей листвы таились тоненькие колечки, источающие багровое мерцание.

– Ты знаешь, зачем. Я ищу его.

Ривлик тяжело помрачнел и пошёл прочь.

– Он мёртв, Делвер. Из-за вас.

Подойдя к фонарю, висевшему у трактирной двери, он достал свечку и подпалил примятый табак в трубке. Поднялся густой дым.

– Тебе проще так думать, – отклонила Делвер, усевшись на лавку у стены. – Он ушёл, не умер. Я – не видела его смерти.

Ривлик удручённо ссутулил широкие плечи и снял капюшон. Его лицо горестно скривилось, рот немного приоткрылся, а губы поджались.

– Её и не нужно видеть. Он уже был болен. Сыростные долго не живут. Полгода прошло, а то и больше.

– Некоторые проживали несколько недель, – повертела головой Делвер. – Трактирщик сказал, в Лекмерте есть приют больных белой кровью.

– Послушай меня, – Ривлик с ненавистью заглянул в выродочьи глаза, глядящие на него. – Садрад мёртв. Ты не найдёшь его. Ты пытаешься искупить вину, но уже поздно для этого.

Делвер снесла взгляд.

– Не по моей вине он заболел. Сырость…

– Пришла из-за Вас. Всё дерьмо из-за Вас. А может, и вся эта корневая нечисть, не удивлюсь. Всё вы…

– Ты злишься, – из голоса Делвер ускользнула прежняя уверенность. – Но не ты один относился к нему по-особенному.

Ривлик надменно фыркнул и отвернулся.

– Твои чувства ничего не изменят. Они не оживят моего друга.

– Да, потому что он не мёртв, – Делвер вновь заговорила упрямо. – А всякого, кто не мёртв, можно найти.

В «Пивной шахте» стоял ненавязчивый ночной гомон. Хозяин Говель, бывший надсмотрщик верхнего яруса северных копей, трагически располневший к своим шести десяткам, не без помощи сыновей возвёл вблизи Глухих ворот постоялый двор. В основном из сострадания к собратьям-туннельщикам, лишённым столь нужного комфорта. И ещё потому, что место было людное. Постой считался вполне подъёмным по здешним меркам, хотя после душных тоннелей хочешь не хочешь – раскошелишься на прохладительную выпивку и часок-другой без гула в башке, сколько бы это ни стоило.

Креупци, облюбовавший это местечко по наущению Родорика, сидел за таящимся в тени крайним столиком в компании кружки густого эля и наблюдал за тем, как хозяин с совершенно усталым видом выметает в дверной проём каменную пыль, насыпавшуюся со складок шахтёрских одежд.

«Шлёп… шлёп…» – просочился сквозь оконную створку мокрый звук.

– Сырость… – Креупци устало потёр глаза, боль усилилась. Темнота шахт, казалось, уже не спасала, как раньше.

– Ничего, что я тебя потревожу? Не хочется, знаешь, сидеть одному…

Креупци разлепил веки. Бернек, устроившийся напротив без всякого приглашения, поставил на стол железный фонарь, который всегда носил с собой, и стал разматывать огромный шарф, натянутый почти до носа.

– Проповедник… Пришёл помолиться пивному бочонку?

Бернек снисходительно улыбнулся, но затем запутался в шарфе и об улыбке забыл.

– В определённом смысле, Креупци. Не хочу идти спать трезвым, иные проповеди дорого мне обходятся. Тем более что по ночам холод страшный.

Скептичная мина, которую Креупци всегда надевал, исчезла.

– В последнее время расхаживать по темени небезопасно. В особенности – для безоружных набожников.

Бернек не успел ответить. До них долетел лопочущий говорок трактирщика.

– Госпожа, вряд ли вам здесь понравится… – Говель суетливо жестикулировал, заслонённый невысокой фигурой в плаще с капюшоном. – Общество здесь не по вам…

Сохранив невозмутимость, незнакомка прошла в дальний конец помещения и села у окна. Креупци не страдал любопытством, но неявное чувство тревоги всё же заставило его приглядеться: у неё под капюшоном блеснули две тусклые кровавые точки. Тотчас глаза пронзила отчётливая режущая боль, он издал глухой стон и быстро отвернулся.

– В чём дело? – насторожился Бернек. В добродушном взгляде проскользнуло что-то зловещее.

– Кажется, очередной выродок, – отозвался Креупци, с трудом раскрывая глаза. – Нередко их вижу. Гадкие глазёнки… Гадкий в них свет.

Его искажённое лицо постепенно разглаживалось, боль медленно перетекала в привычный зуд.

– Они, как и другие, нуждаются в утешении.

Креупци неприязненно покривил губы.

– Утешении? В чём ты собрался их утешать, проповедник? Они перерезали целое королевство, думаешь, они…

– Прошу простить, – встрял Говель, подковыляв к столу с нервным выражением, до сих пор не сошедшим. – Я уже намеревался к вам, как вошла эта… девица. Тянет их сюда. Так… чего будете? – мелкие глазки покосились на проповедника.

– Пожалуй, винца, – Бернек задумчиво погладил щетину на подбородке. – И сыра. И ещё лучку… наверно. Да, да, лук тоже.

– Глаза той девушки. Она из выродков, я прав? – Креупци отодвинул опустевшую кружку в ответ на вопросительный взгляд хозяина.

– Правы, господин шахтёр, – трактирщик промочил взмокший лоб. – И хватает у них наглости соваться так далеко… Я не первый раз их вижу и каждый раз страху набираюсь. Вдруг они опять озвереют и нападут… У нас ведь даже короля нет. Пропасть, пропасть…