Григорий Шепелев - Холодная комната

– На пол, сучара! – переорал её Алексей Григорьевич, – мордой в пол! Руки на затылок!

Глава пятая

Сигареты кончились. Дождь слабел, усиливался, опять слабел. Исчерпав все темы и рассказав друг другу по анекдоту, Андрюшка и Кременцова затянули романс о душистых гроздьях белой акации. На втором куплете зазвонил радиотелефон.

– Уроды! – взвизгнула Кременцова, больше всего на свете любившая петь дуэтом – неважно с кем, хоть с коровой. Просунув левую руку, все пять ногтей на которой были острижены, между спинками передних сидений, схватила трубку.

– Лейтенант Кременцова на связи!

– Юленька, – запищала трубка голосом заместителя районного прокурора, Инны Сергеевны Карнауховой, – Алексей Григорьевич сейчас где? Не в машине, часом?

– Нет, не в машине, Инна Сергеевна. Он в квартире у этой женщины, Ольги. Мы его ждём около подъезда.

– Да? Странно, странно! Я три минуты назад звонила туда, чтобы обсудить с ним один вопросик, и дама мне заявила, что я не туда попала. Но это глупость какая-то – я проверила свой звоночек, и оказалось, что номер был набран правильно. А потом телефон там выключили. Интрига, Юленька!

– Шок! – возмущённо ахнула Кременцова, – Инна Сергеевна, неужели он её там чехвостит?

Трубка хихикнула.

– Это бы меня удивило, хоть и не сильно. Я ещё час назад, когда он стал мне рассказывать про икону и гребешок изогнутый, заподозрила, что сухое вино – не такая суперполезная штука для мозговых сосудов, как он считает! Что там у тебя с ногой? Действительно травма очень серьёзная?

– Ерунда! Он преувеличил.

– Ты, в таком случае, поднимись туда, Юленька, посмотри, что там происходит! Если наш дорогой Алексей Григорьевич в самом деле крышей потёк – отправь его на больничный. Я разрешаю. Не на заслуженный отдых по инвалидности – на больничный. Ты понимаешь разницу?

– Да, конечно, – сухо отрезала Кременцова и положила трубку. Её трясло.

– Что случилось? – зевая, спросил Андрей.

– Пока непонятно. Видимо, мне придётся туда подняться.

Но подниматься ей не хотелось, тем более – босиком, со свежей повязкой, которую получилось так хорошо наложить.

– Татарская рожа! – пробормотала она, стиснув кулаки, – хренов ловелас! Развратный козёл!

– Кто, кто? Алексей Григорьевич?

Кременцова мрачно молчала. Её уже всю трясло, но не исключительно из-за злости. От пяток к шее скользкими, ледяными волнами полз озноб. Это было мерзко, да и некстати. Но, может быть, он уже спускается, вот-вот спустится?

– Засеки минуту, Андрюшка!

Положив пальцы правой руки с ногтями большой длины на запястье левой, спортсменка стала считать биение жилки. Правые ногти ей требовались для качественного звукоизвлечения из гитары. Андрей смотрел на часы.

Через полминуты дверь подъезда открылась, и вышла женщина. Молодая, стройная, рослая. Час спустя Андрей в своих показаниях называл эту даму девушкой. На ней были джинсы, кроссовки, курточка и бейсболка, надетая козырьком назад. Раскрыв зонт, дама огляделась и зашагала к детскому садику. Кременцова следила за ней пустыми глазами. Она как будто даже её не видела, хотя та проходила прямо под фонарём.

– Стоп! – сказал Андрей, опуская руку с часами, – ну, сколько там насчитала?

– Андрюшка, в семьдесят пятую поднимись, пожалуйста, на десятый! – крикнула Кременцова и распахнула дверь.

– Ты куда, куда? Повязку намочишь!

Но Кременцова, сверкая голыми пятками, уже мчалась по лужам за незнакомкой, успевшей скрыться во мраке за полосой фонарного света. Эхо крика Андрюшки ещё звенело, когда за ней исчезла и Кременцова.

– Вот истеричка чёртова! – проворчал Андрюшка, стукнув кулаком по рулю, – вот зараза бешеная! Вот сучка! Очередной закидон!

Продолжая ругань, сунулся было за сигаретами, вспомнил – кончились. Не хотелось ему никуда идти. Но выбора не было. Как ответственный человек и сын офицера, не мог он проигнорировать даже тень намёка на то, что шефу грозит опасность.

Лифта пришлось ждать долго, и поднимался он медленно. Дверь квартиры была распахнута. Алексей Григорьевич Хусаинов лежал ничком на полу, между туалетом и кухней. Не то лежал, не то плавал – под ним была лужа крови почти на весь коридор, до самой прихожей. Потрогав руку начальника, Андрей понял, что Скорую уже можно не вызывать. Он медленно прошёл в комнату, зажёг свет и увидел труп худой женщины в чёрном нижнем белье. Женщина лежала перед сервантом, одна из полок которого была вся заставлена импортным алкоголем. Крови из женщины вытекло ещё больше, чем из Алексея Григорьевича. В край бурой, застывшей лужи влипли два шлёпанца.

Подойдя к телефону, Андрюшка вытащил носовой платок, взял через него вилку, вставил её в розетку, так же взял трубку и авторучкой нажал семь кнопок.

– Прокуратура Ждановского района, – буркнула трубка после двенадцатого гудка, – старший лейтенант Никаноров.

Андрей сухо поздоровался со своим приятелем и предельно кратко обрисовал ситуацию.

Дождь скорее накрапывал, чем хлестал, но был ледяным. Пробежав вдоль садика, Кременцова остановилась. Дальше дорога, тянувшаяся к Шестнадцатой Парковой мимо стройки, была прекрасно освещена. Достичь по ней улицы к данному моменту женщина с зонтиком не смогла бы, даже побив мировой рекорд по скорости бега на стометровку. Логично было предположить, что она свернула с неё, благо что с обеих сторон виднелись жилые и нежилые здания, окружённые закоулками и заборами. Кременцова долго стояла на одной ножке, как цапля, решая, что предпринять. Можно было бегать кругами по подворотням, рассчитывая на чудо. Можно было рыдать и биться головой о бордюр, пока он не треснет, а можно было вернуться в «Волгу» и по спецсвязи одним звонком поднять на ноги все окрестные райотделы. Бегать кругами хотелось меньше всего. Слёзы уже текли из глаз Кременцовой, бордюр был близко, но она кое-как взяла себя в руки и повернулась, выбрав вариант номер три. Шагнуть не успела – со стороны помойки с тремя контейнерами, поблизости от которой она стояла, прогремел выстрел. Не холостой. Из «Макарова». Кременцова молниеносно шлёпнулась на асфальт, забыв, что он – не татами. Что при этом отшибла, не поняла – от боли извилины натянулись между ушами и загудели, словно басовые струны. Стрельба продолжилась. Ни одна из пуль ближе чем за метр от Кременцовой не просвистела. Понятно было, что тот, кто их посылал, впервые столкнулся с таким противным явлением, как отдача. После девятого выстрела прозвучал безвольный щелчок. Услыхав его, Кременцова с бешеной рожей поднялась на ноги, вынула свой «Макаров», взяла на прицел центральный контейнер и ласково предложила:

– Ну а теперь выползай, паскуда вонючая! На карачках! Ствол возьми в зубы! Выползай, живо!