Ирина Сергеевна Молчанова - Антиада

Дверь, успевшая стать малознакомой, открылась со скрипом, ещё остававшимся в памяти.

– Ты? – сильно постаревшая женщина явно удивилась визиту старшей дочери.

– Мама, здравствуй.

– Зачем явилась? – тон, каким мать задала вопрос, демонстрировал непрошедшую обиду.

– Хотела провести время в кругу семьи, – Ада почувствовала себя попрошайкой на пороге дома, не так давно считавшегося родным.

– Заходи, – процедила мать и, распахнув дверь, не стала дожидаться, когда дочь войдет, и отправилась в гостиную.

Потоптавшись на пороге, словно давая себе право убраться прочь, Ада шагнула вперед. Вслушиваясь в голоса, она силилась отыскать отцовский.

– Проходи давай в комнату, – крикнула мать.

Ада отправилась в гостиную, где ежедневно на протяжении долгих лет собиралась вся их семья, и каждый её член делился впечатлениями от пройденного дня. Комната ничуть не изменилась: ремонт не делался, мебель была расставлена также, как и раньше.

– Привет, Агата, – узнать сестру было сложно, настолько та изменилась, но Ада постаралась не выдавать свое ощущение через интонацию.

– Явилась, – сестра некоторыми чертами характера походила на мать.

Отвечать желания не было. Аде от неловкости хотелось бежать подальше.

– Скоро отец придет, – сообщила мать, – дождись его: он обрадуется.

– Я сделаю себе чай? – поинтересовалась Ада, опасаясь самовольничать в доме родственников.

– Конечно, и поспеши вернуться, мы обсуждаем важную проблему, – мать держалась напряженно.

– Что-то случилось? – желание чаевничать у Ады напрочь отпало.

– А ты как будто не знаешь? То, что твоя сестра страдает тебе неизвестно? Просто забыла. Живешь в свое удовольствие и не думаешь о близких.

О том, что она окажется облитой, как из ушата упреками она и в самом деле забыла. Мать быстро исправила упущение.

– Ты имеешь в виду прежнюю проблему? – Ада нашла в себе силы вступить в заведомо проигрышную дискуссию.

– Это не проблема, – вспыхнула мать, – а болезнь. Агата больна. Она страдает и нуждается в помощи. В том числе и финансовой. И ты должна понимать, что такое суть семьи, когда нет «я», и когда «мы» ставится на первое место. Ты вернулась, чтобы помогать?

– Помогать? – она почувствовала, что не желает выслушивать обвинения в том, в чем она ни на грамм не была замешана, – Агата больна? А может просто обнаглела и села на наркоту от трусости перед реальной жизнью? Ты всегда ей потакала: она же красавица. Лучше бы она была умной.

Сгорбленная от ломоты в теле и исхудавшая донельзя девушка не пыталась даже вклиниться в разговор матери и сестры.

– Не смей в моем доме оскорблять мою дочь!

Пожилая женщина, покачиваясь, поднялась с дивана и приблизилась к Аде.

– А от меня не твоей дочери, что деньги понадобились?

– А ты зачем пришла? – голос матери начинал приобретать хрипоту от крика.

Ада смотрела на мать и пыталась понять, на каком основании решила, что люди, от которых она стремилась уйти в никуда, изменились или хотя бы будут немного рады её визиту.

– Увидеть близких. Но их здесь нет. Передай отцу от меня привет.

Поникшая рыжеволосая голова была ему знакома. Странная девушка снова находилась в подавленном состоянии. Официанты сновали в зале, каким-то образом умудряясь не замечать её. Угадывать пожелание незнакомки он не стал и направился узнать, что именно поможет разогнать тоску.

– Я помню вас, – любезный бармен нависал над посетительницей, полный желания помочь.

Она посмотрела на него. Казалось, что она искала нужные слова. Секунды рисковали смениться минутами и последующим за ним неуместным ожиданием.

– Не помните меня. Вы не так давно сюда уже приходили. И также само были в расстроенных чувствах. Что я могу вам предложить выпить? – настойчивость бармена не ощущалась, скрываясь за выполнением обязанностей.

– Да, не помню. Не знаю даже, что мне стоит заказать. Принесите чего-нибудь на свое усмотрение. Но не крепкое.

Ада не задержала на бармене продолжительный взгляд. Желания общаться не возникало, что было вполне естественным для неё: знакомства не стояли в списке приоритетов. Они даже пугали. За новым именем следовали слова. Те, что могли оказаться в лучшем случае пустыми и ничего не значащими, а в худшем запросто бы ранили. Особенно слова, принадлежащие мужчине.

Бармен оказался настойчивым. Ада вскользь коснулась глазами человека, возраст которого слегка перевалил за сорок, и попыталась понять, чего ей следует от него ожидать. Мимика лица незнакомца не указывала на приближение потока стандартных, а от того набивших оскомину вопросов, среди которых был вызывавший у неё внутренний ажиотаж – свободна ли она и почему. Она не скучно провела юность, утолив наперед аппетит. Сейчас её ум целиком поглотило творчество. И мужчине было не под силу тягаться с оным.

– Вы меня пугаете печалью на лице, – ему явно хотелось беседовать.

– Тогда вам не стоит на меня смотреть. Спасибо, что лично принесли мне заказ, – она надеялась остаться одна за столиком и, выпив содержимое бокала, либо разбавить горечь от встречи с семьей, либо усилить децибелы моральной боли.

Не желая усложнять ситуацию, он улыбнулся девушке, на удивление не отведшей от него взгляд и отправился за стойку. Опасения больше никогда её не увидеть не чувствовалось: одинокие всегда возвращаются туда, где их выслушают просто так.

Покидать Башню, за исключением прогулок в периметре уровня, запрещалось до окончания срока земного пребывания погруженного, закрепленного за смотрителем. Нахождение в персональном помещении, именуемым сферой отчуждения, не обеспечивало расслабления, причем обещанного в начале службы. Знакомый Уровень, расположенный далеко за пределами Погружения, врывался фрагментами воспоминаний в сознание. Он почувствовал тоску за яркими красками и разнообразием созданий, населявших громадный мир. А ещё за теплом. В Башне никогда не было тепла. Криобалансатор окружающей среды, без которого было бы невозможно поддерживать жизненные функции тел погруженных, требовал отсутствия температурного контраста. Смотрители, вырванные из гармоничной среды, проходили испытание, отслеживая жизненный путь доверенного им человека. Он не тяготел к работе с погруженными и не грезил властью над душами. Если бы не резкость суждений и возможно, грубые заблуждения в оценке человеческой личности, его не откомандировали в прохладное место, размещенное на специализированном подуровне соответствующего уровня.

Усталости от нескольких десятков лет, проведенных в наблюдении за человеческой жизнью, он не ощущал. Казалось, что в Башне и вовсе нет места эмоциям, но аппаратура, отвечающая за поддержание связи с душами погруженных, свидетельствовала об обратном.