Роман Колесов - Сибирский подкидыш. Легенда тайги

– Нет у тебя пути, Семен, – прозвучал зычный, утробный голос за спиной парня. Да такой гулкий и жуткий, что молодой охотник вздрогнул и покрылся ознобом. Цепляясь за корень, Семён попытался обернуться, но не смог, а голос продолжил. – Не в добрый час твое дитя зачато, и родиться ему не суждено. А путь твой здесь никогда не закончится. ВЕЧНО СКИТАТЬСЯ БУДЕШЬ! – последние слова вместе с громом пролетели над лесом, перекрывая даже шум бури.

Кровь в груди вскипела от страха, и Семён, лихорадочно цепляясь за грязь и осоку, буквально взлетел наверх.

Тяжело и хрипло дыша, парень обернулся к месту, где только что стоял старик.

Однако, теперь, вместо седого, бородатого отшельника среди непогоды сидел заяц. Маленький, серый, промокший под дождем. Уши его стелились по спине, глаза блестели двумя чёрными опалами.

Поглядев на Семёна несколько мгновений, косой в два прыжка исчез среди зарослей…

***

– Хватит на сегодня, – буркнул дед и отвернулся к стене. – Спать ложитесь. И свет притушите!

Братья разочарованно вздохнули, поднялись и побрели в темноту избы, к своей дальней комнате.

– Давай тоже ложиться, – Ольга указала Таньке на печку. – Влезай и к стене прижимайся. Я с краю лягу, а то бухнешься вниз с непривычки-то.

Девчушка послушно кивнула и в два прыжка залезла наверх. Ольга погасила лампу, на ощупь взобралась следом. Обняла названную сестру, прижала к себе, и они обе вскоре заснули.

На этот раз ночь обошлась без происшествий.

Наутро, пока дед и братья готовились в поход, Оля сварила гречки. Никаких запасов из мяса не было, бульон она сливать не стала. Добавила горсть пряностей из своих запасов. Так и похлебали впустую.

Ближе к полудню дед с братьями встал на лыжи и, взяв новое направление, ушли на охоту. Таньку и Ольгу дома оставили, наказав к вечеру снова испечь хлеб.

Сестры затопили печь снова, и Ольга, поставив шайку на пол, принялась замешивать тесто. Танька сидела рядом, хлопала глазами и глядела на действия рыжей. Руки Оли двигались туда, обратно, перемешивали, перекатывали под пристальным взглядом белокурой девчушки.

– Ты на деда-то не злись… – продолжая замешивать, вдруг произнесла Ольга. – Добрым человеком его, конечно, не назовешь, но и плохим тоже, – она утёрла пот со лба тыльной стороной ладони. Но все равно оставила белую, мучную полосу на лице. – Он ведь сорок лет тут один прожил, и мы вот на голову ему свалились. Конечно, злится…

– Добрым, – подала голос Танька с чистой, искренней улыбкой на лице.

– Не задалась жизнь у семьи нашей, – улыбнувшись в ответ, продолжила Ольга. – Отец наш, Борис Семеныч, дедов сын, и мамка Таисия Николаевна, погибли в том году. Очень странно это случилось, не бывает так. Машина, говорят, их перевернулась. А как она перевернётся, если медленные они, машины эти? – рыжая тяжело вздохнула и разогнула уставшую спину.

– Странно, – повторила Татьяна то слово, что запомнилось ей больше других.

– Лука, вон, учился на отлично. Первым школяром был у нас, – отдохнув, заговорила Ольга. – Учителя на него радовались. Да и Юрка в учениках у мастера ходил, тоже хвалили его. И теперь всё псу под хвост. Дикарями живём. Но это все лучше, чем приют детский…

– Лука, – произнесла Танька, упёрла палец в кончик своего носа и смешно приплющила его к лицу.

– Да, да! – засмеялась Ольга. – Курносый который. Вот он умный… А любопытный, ужас просто! Однажды, помню, мы выехали…

Договорить она не успела, оборвалась на полуслове.

Без звона колокольчиков к калитке поползли тени от запряжённых коней. Несколько незнакомых, вооруженных мужчин быстро спрыгнули с саней, молча миновали двор и, скрипя снегом, поднялись на крыльцо.

– А ну-ка тихо! – прошелестела Ольга, и прижала палец к губам.

Танька поняла с полуслова. Кивнула и, попятившись, спряталась за старый, дедовский тулуп.

Через секунду изба содрогнулась от ударов кулаком в дверь…

В дверь громко постучали, и Танька метнулась к стене, спрятавшись за дедовский тулуп. Ольга на четвереньках подползла к окну и, прижав рукой свою рыжую копну, выглянула наружу.

На крыльце стояло четверо.

С шашками, с ружьями, укутанные в тулупы и шарфы. Выглядели эти люди крайне опасно, учитывая их недобрые выражения лиц и явную злость от долгой дороги и холода.

Ольга глядела не больше двух-трех секунд, однако, уже за это время терпение главного успело закончится. Он отступил по крыльцу назад, ухватился за перила и принялся ногой выбивать внешнюю дверь.

Старая изба пошла ходуном, петли натужно захрустели.

Еще два мощных удара – и дверь слетела, грохнувшись на припасы в сенях. Ступая прямо по полотну, названные гости вошли внутрь, и рывком открыли дверь. С улицы в дом ворвался поток морозного, февральского воздуха.

Таня вжалась в стену за тулупом. Ольга остановилась в центре кухни, взяла в руки нож и, стиснув рукоять двумя руками, выставила лезвие перед собой.

Главный, тот, что выбивал дверь и теперь шел впереди других, брезгливо поглядел на рыжую. Потом оценивающе прищурился и окинул взглядом тощую фигурку Ольги.

– Вам чего надо тут?! – нервы Оли сдали, и она тряхнула ножом на вытянутых руках. —Зачем дверь сломали?! Грабить пришли?

Вслед за главным вошли и остальные трое.

Все они быстро разбрелись по дому совершенно не обращая внимания на рыжую. Бесцеремонно переворачивая утварь и вспаривая подушки, банда обшаривала избу.

Ольга продолжала стоять на месте, бесстрашно сжимая нож. Однако толку от ее отваги не было никакого, мужчины просто проходили мимо лезвия, занимаясь своими делами.

Один из бандитов снял с верхней полки старенький, окованный сундучок, открыл его и вывалил содержимое на кедровый стол. Пара дешевых фамильных колец, несколько маленьких золотых самородков и цепочка заблестели в тусклом свете оконца. Человек оглядел побрякушки и золото, а затем со злостью смел все это со стола на пол.

– Нет тут нихрена! – прорычал он и грохнул ладонями об стол. – Хлам один!

Второй подошел к плите на печке и открыл котелок. Взял ложку и отхлебнул гречневой похлебки. Скривился и выплюнул на пол.

– Ну и гадость! – кашляя проворчал он и наконец удостоил Ольгу взглядом. Осмотрел нож, дрожащие руки, худые плечи и остановился на зеленых глазах девушки. – Ты Борькина дочь? – сиплым, простуженным басом спросил он.

Оля растерянно и нервно кивнула в ответ.

– Повезло тебе, что папаша приказал долго жить, – вмешался главный, расстёгивая ворот тулупа. – И бить нам тебя без толку и насильничать тоже. Некого пугать и руки марать незачем. Успокойся, так что и нож убери, а то поранишься часом.

Тревога не отступила, но Ольга опустила руки. Просто почувствовала, как бессильно и глупо она выглядит со стороны.