Ольга Шумская - Темная история

Темно-красные, почти черные листья ниспадающих ветвей буков и кленов сменялись контрастной белизной цветущих кустов: кипенно-белые гортензии, холодное снежное цветение сирени, заросли уже отцветающих рододендронов – все тех же разнообразных оттенков белого. Острые алые листья злаков были похожи на обагренные кровью ножи.

Крупная бабочка села на белую шапку гортензии; сложила крылья, скрывая яркую синеву окраса. Габриэль знала, что на дворе лето.

Она отвела взгляд и крепче сжала свой нож, болезненно ощутив, как врезается в кожу черная ребристая рукоять.

Ей был знаком этот нож; даже во сне Габриэль помнила, как в детстве нашла его закопанным на заднем дворе. Именно этот день и стал гранью, отделяющей ее детство от начала взросления.

Она помнила, как переглянулись родители, увидев в ее руке запачканный землей черный кинжал, но лишь позднее угадала в этом воспоминании недоброе ожидание и что-то вроде облегчения.

Для них судьба дочери была определена; эта случайная – но нет, конечно же, нет!.. – находка предрешила все. Но Габриэль взбунтовалась – и они не смогли свести общее к частному, предоставив выбор собственному ребенку…

Здесь, в этом сне, нож был чистым, больше не перепачканным влажной землей. Габриэль точно знала, где она оставила это оружие – в доме бабушки, во фландрийском Дисте, в запертом на ключ ящике резного стола, в детстве служившего ей хранилищем секретов. Но мир кошмаров не подчинялся логике, и сейчас кинжал с витой черной рукоятью плотно лежал в ее ладони, служа защитой от того, что таилось за пределами сада.

…Темно-серые брюки, белая рубашка до середины бедра, угольно-черный нож; волосы, в этом сне короткие и забранные в неуклюжий, еле сдерживаемый резинкой хвост. У нее не было иной защиты и иных доспехов – кроме собственной решимости и полного отсутствия страха.

Мы – это то, что мы выбираем.

Гроза, собиравшаяся на горизонте, наконец-то разразилась раскатами грома; темно-фиолетовые, почти черные тучи все ближе подползали к саду, и Габриэль резко вскинула голову, почуяв в тяжелом воздухе запах озона. Небо прорезали молнии, и первые тяжелые капли упали на зеленый ковер травы.

Она повернулась к саду спиной и стремительно зашагала по глянцевой черной плитке дорожки; туда, где за живой изгородью текла речушка, которую можно было при желании перейти вброд.

Габриэль остановилась у самой воды, вглядываясь в силуэт на противоположном берегу. Она чувствовала чужое присутствие… нет, даже два присутствия, странно похожих – и одновременно кардинально отличающихся друг от друга.

Кинжал в ее руке был теплым; от него исходили вибрации нетерпения. Оружию хотелось крови, но Габриэль все еще стояла на берегу в тягостной нерешительности, пытаясь понять, какую из двух целей ей следовало поразить.

Ни один из них не мог пересечь текущую воду… и значит, ей следовало сделать первый шаг. Тем лучше. Она привыкла к действию, и размышления о том, как лучше поступить, лишь подстегивали и без того накопившееся нетерпение.

Она ступила в воду – и провалилась по колено; пахнуло тиной и разлагающимися водорослями, из-под ног всплыли бутоны кувшинок. Габриэль подняла голову, вглядываясь в силуэты на берегу.

Один из них отличался высоким ростом, второй был ниже; оба имели человеческий облик, но их истинную природу было невозможно перепутать ни с чем. Она знала, что в идеале должна избавить мир от них обоих, но знала и то, что у нее будет лишь один-единственный шанс, одна возможность ударить.

Кто из них?

У них обоих были светлые глаза.

Но лишь один стал бы, мог бы нанести удар в ответ.

Они были врагами – не только ее, но и между собой, и от ее выбора зависело, кто из них получит шанс навязать свою волю прочим.

Враг моего врага…

Короткий, тускло блестящий в предгрозовых отсветах солнца кинжал взметнулся в воздух, грозя ударом.

Яркий луч солнца, проникший сквозь неплотно закрытые черные шторы, превратил бледное серебро стен в расплавленное золото.

– Нет, не хочу, – пробормотала Габриэль, разметав по кровати сжатые в кулаки руки. – Хватит…

Реальный мир вторгся в материю сна; она почувствовала, как по ногам скользит шероховатая ткань. Открыв глаза и повернув голову в направлении пола, девушка увидела то, от чего весь сон прошел моментально.

– Мара! – Габриэль резко села в кровати и схватилась обеими руками за одеяло. – Нельзя!

Собака искоса взглянула на нее, продолжая увлеченно стягивать зубами одеяло, и не оставила свою игру.

– Мара-а!

Выпустив добычу, собака с размаху плюхнулась на серебристо-серый ковер и оставила на нем приличную порцию белой шерсти. Зверь вперил в девушку немигающий взгляд, в янтарных глазах светился интерес и легкое любопытство.

Габриэль выдохнула и мысленно сосчитала до десяти. Не помогло. Собака склонила голову и насмешливо вывалила язык. Девушка сосчитала до двадцати.

Бесполезно.

– Мара! Вон! – рявкнула Габриэль и спрыгнула с кровати, всем своим видом показывая, что сейчас кого-то ухватят за шкирку и насильно проводят на выход. В этот раз белое чудовище все же послушалось и убралось в дверь, бросив через плечо обиженный взгляд.

И только сейчас девушка вспомнила, что она ночевала в доме Филиппа МакГрегора.

– И я только что выставила за дверь его волкодава, – пробормотала Габриэль и прерывисто выдохнула, с размаху садясь на кровать. Пора было начинать день… и в полной мере изучить последствия того, во что она вляпалась вчера.

Она поежилась, на мгновение вспомнив свой сон, но утро уже вступило в свои права, и ночные тени рассеивались вместе с уходящим кошмаром.

Габриэль встала и рывком раздернула занавески, впуская в комнату солнце. По небу бежали гонимые ветром облака, но они были белыми, пушистыми, больше не грозящими дождем.

Прохладное утро, проливающее на события вчерашнего дня безжалостный яркий свет, освободило место трезвому взгляду на вещи – и легкому ужасу от своих собственных поступков. Она – что?!

Встретила на мосту незнакомца. Отправилась с ним в паб. Затем к нему домой, затем согласилась лететь с ним вместе в чужую страну…

Сейчас, в ярком утреннем свете, Габриэль не могла поверить, что это все произошло с ней.

Что это она сидела в пабе, в островке спокойствия, глазу бури посреди разворачивающегося шторма, имя которому было Филипп МакГрегор. Что это она с непринужденной легкостью, не думая о последствиях, разбила бутылку виски о голову нападающего, защищая человека, с которым познакомилась каких-то пару часов назад.

И который уже был своим на ее внутреннем, совершенно сбившемся радаре.