Евгения Райнеш - Мистический капкан на Коша Мару

Клим не успел заморочиться своим жутким двойником-отражением, как раз показался знакомый до боли, огромный тополь – одинокая «растительность» на много миль асфальтовых джунглей. Дерево раскорячилось прямо у подъезда, но по странному капризу судьбы, единственным местом на земле, куда оно бросало тень, застившую белый свет, была комната Клима.

Где-то там, в нормальных районах, существовали тенистые аллеи и ухоженные парки, по которым прогуливались мамы с колясками, бегали суматошные школьники, а в укромных уголках зажимались влюблённые парочки. Здесь же, взламывая асфальтовую корку, маячил только одинокий тополь.

Клим свернул минивэн с дороги на тротуар, тяжело заваливаясь блестящим от дождя боком, перевалил через бордюр. Он считал, что имеет право ставить машину под тополь, который отнимал у его жилища добрую часть солнечных лучей.

Два «климовских» окна на первом этаже, конечно, были темны и мертвы. Все соседские комнаты выходили во двор, на другую сторону, и сейчас Клим их не мог видеть. Но вот на кухне горел яркий свет, из распахнутого окна на всю округу несло жареной рыбой. Судя по запаху, готовила ужин Милочка, большая и рыхлая студентка последнего курса юрфака, приехавшая покорять областной центр откуда-то с периферии.

Милочка была вполне терпимой соседкой, пока не загуляет. Накануне её принесли с какой-то вечеринки глубоко ночью: незнакомые мужики бродили по общему коридору и громко переговаривались. Клим слышал всё это из-за плотно закрытой двери, на которую давно навесил несколько разнообразных замков, и уже собирался встать и разогнать эту подозрительную компанию, но мужики быстро ушли.

Соседку он с тех пор ещё не видел и не высказал, что думает по поводу ночного происшествия, но хозяину комнаты, которую она снимала, решил непременно позвонить. Кажется, у семейной пары из комнаты напротив была с ним какая-то связь, нужно взять у них номер телефона, если те сейчас дома.

Честно сказать, Клим несколько побаивался бронебойной деревенской девахи, которая к тому же основательно вооружилась юридическим щитом, укрепляя его от семестра к семестру. В кругах, где он по необходимости общался, люди были совершенно иные. Не лучше и не хуже – просто иные.

Дождь уже не хлестал, как несколько минут назад, а нудно моросил, только выходить всё равно не хотелось. Но пришлось. Клим, вжав голову в воротник, ещё раз проверил надёжность замков на дверях минивэна. Аппаратуру, в которую была вложена стоимость половины его возможного отдельного жилья, он никогда не оставлял дома. Почему-то казалось безопаснее хранить её в автомобиле, да и таскать туда-сюда было лень – не без этого. Конечно, машину теоретически могли угнать, но практически она стояла у самого окна Клима, а выезд из-под корявого тополя для незнакомого с местностью угонщика представлял собой долгий и запутанный квест.

Дождавшись пиканья домофона, Клим шагнул в пасть подъезда, отряхивая капли с дождевика. Тусклый свет лампочки скрывал ободранное убожество лестничного пролёта. Но даже это приглушённое свечение не вносило загадочности. Просто старый подъезд, который давно нуждался в ремонте. Ни чистоты новостройки, ни мистики исторических зданий. Убогое нечто, в котором никогда не получится найти ни единого кадра.

В отличие от новенькой и безмятежной квартиры Эри, напоминавшей Климу бестолкового и весёлого щенка, бросающегося под ноги хозяину, собственное жилище, когда он переступал порог, едва приподнимало плешивую голову старой собаки.

Кроме Клима, в этом пространстве, объединённым общим, заставленным всякой рухлядью коридором, обитали уже известная комнатосъёмщица Милочка, семейная пара хорошо за сорок и бывшая модель неопределённого возраста.

Вернее – бывший «модель», так как сквозь вуаль потрёпанности, которую наложили на Херувима сложно прожитые годы и страсть к запретным ощущениям, всё-таки проглядывало существо мужского пола.

Когда-то этот облезлый, с скукоженной обезьяньей мордочкой человек и в самом деле был известным в городе натурщиком, в начале «двухтысячных» без него не обходился ни один громкий показ и ни один такой же громкий скандал в мире моды.

С детства в память Клима врезалась огромная реклама на здании торгового центра: белокурый стройный юноша с белозубой улыбкой на ангельском лице протягивает к снующей где-то далеко внизу публике трепетно сомкнутые ладони. Что было в тех ладонях, Клим уже, конечно, не помнил (то ли флакон с дорогим одеколоном, то ли баночка йогурта). Но мягкие кудри, трепещущие на ветру, и огромные, невероятной синевы глаза запали в память – реклама висела долго. Год, если не больше.

Никто не знал тогда его настоящего имени, а называли красноречиво: Херувим. Так говорили даже в местных телевизионных новостях, когда оповещали жаждущую зрелищ публику о его очередном «заскоке». Срыв модного показа неожиданным прыжком с языка подиума в зал, полный зрителей, пятнадцать суток в кутузке за пьяные танцы на пороге храма, пробежка абсолютно голым по центральной улице города среди белого дня. Всё это не могло закончиться хорошо.

Так оно и вышло – модель, как шептались, «сторчался», а от имени Херувима остался только Хер. Так его и звали соседи. А больше, кажется, никому и дела нет до бывшей звезды, так что и называть было некому. Да никто уже и не помнил.

Вёл себя Хер удивительно тихо, с тех пор, как Клим переехал в этот дом, разменяв родительскую квартиру, видел он соседа не так уж часто. А когда тот попадался на глаза, был бесшумен и даже как-то по-особенному задумчив, проскальзывая из комнаты в туалет в неизменном халате – длинном, ободранно-шёлковом, когда-то ярко-изумрудном и почему-то женском.

Клим и голоса-то его, кажется, ни разу не слышал, но почему-то сразу понял, что из кухни следом за едким чадом пережаренной рыбы летят ругательства именно соседа – странный визгливый крик.

– Ты таскаешь в дом каких-то левых мужиков, – звенело с истеричным присвистом. – И эта постоянная вонь!

А следом прокуренный басок Милочки:

– Вам-то какая забота… бабушка? На вас-то разве кто польстится?

Клим собирался пройти в свою комнату и поплотнее закрыться, но, кажется, дело принимало очень нехороший оборот.

Несколько мгновений царила упругая тишина, в которой увесистым громом раздавался стук дождя по оконному стеклу, а затем…

– Бабушка?!!! – заорал Хер.

И тут Клим понял: сейчас точно что-то случится.

Он метнулся на кухню, лавируя между старых шкафов, санок и лыж, наваленных в коридоре ещё, кажется, с начала времён. Семейная пара не помощники ему. Хоть они и дома, ни за что не выйдут из комнаты, даже если в общем коридоре высадится десант шахидов. Разгребать всё равно придётся Климу, так что лучше скандал предотвратить.