Ёжи Старлайт - Я здесь

Взяв со стола чашку с давно остывшим чаем, Пал Палыч прошел на кухню, выплеснул напиток в раковину и поставил чайник. Есть ему не хотелось, а вот от чашечки свежего горячего чая он бы не отказался.

Итак, на чем он остановился в своих размышлениях? Видящие были не обучены. Раз он это понял, то и те, другие, наверняка тоже догадались, и теперь ребятам угрожает реальная опасность. Конечно, он им поможет, дело не в этом. Главное – понять, как правильно нужно действовать в сложившейся непростой ситуации.

Чайник громко засвистел. Наполнив чашку дымящимся янтарным напитком, мужчина вернулся в кабинет и начал рыться в огромном книжном шкафу. Сердито бормоча что-то себе под нос, он подошел к столу, отхлебнул из чашки, обжёг язык и негромко выругался. Секунду постоял с высунутым языком, не задумываясь, что, учитывая его презентабельную внешность, это наверняка выглядит глупо, и вдруг со всей силы хлопнул себя ладонью по лбу. Он же не там ищет!

Мережков поспешил к угловому шкафу: там скрывался сейф. Мужчина набрал код, и бронированная дверь, скрипнув, открылась. В сейфе не было денег, документов или драгоценностей. Только старинная книга и небольшая резная шкатулка. Будучи антикваром до мозга костей, Пал Палыч первым делом надел белоснежные перчатки и только потом осторожно вытащил книгу и шкатулку.

Бережно, словно новорожденного ребенка, положил свою ношу на стол, устроился поудобнее и, с трудом сдерживая волнение, перевернул первую страницу. На него дохнуло древностью. Ему показалось, что он слышит голос, произносящий на греческом: «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей…» Мережков потряс головой и голос стих. Откровения Иоанна Богослова. Давно он не вытаскивал из сейфа эту книгу… Мужчина переворачивал страницы, разглядывая рисунки и читая рукописный текст. За этим занятием он просидел довольно долго, не заметив, как приготовленный им чай остыл во второй раз.

Из личного опыта Мережков знал, что те, кто видит этот мир в истинном свете, без морока и иллюзий, или, как их еще называют, Видящие, появляются в сложные и зачастую драматические моменты истории. То, что он встретил сразу двоих, говорило лишь о том, что в этом небольшом провинциальном городке скоро начнут происходить странные и трагичные события.

Пал Палычу стал понятен так взволновавший его сон, а прочитанные в дневнике строки приобрели вполне конкретный смысл. Он тоже заметил в троллейбусе необычного ребенка. Но в отличие от ещё не обученных Видящих, Мережков знал, кого повстречал. Это был один из четырех Всадников Апокалипсиса. Самый безжалостный и самый опасный. Смерть.

Мужчина закрыл книгу и потянулся за шкатулкой, осторожно открыл ее и выложил на бархатную салфетку три кольца. Первое сверкало чистейшей воды бриллиантом, второе истекало кровавым рубином, третье же украшал почти черный сапфир. Первые два кольца достались Мережкову от его предшественников, а вот третье он смог заполучить сам. Но тот, кто, по его мнению, сейчас пришел в этот мир, не нуждался в кольце. Его сила и без того была безмерна. Он имел неограниченную власть над всеми существами, от него нельзя было укрыться. Он мог как воскресить, так и убить любого. Даже погода находилась в его полной власти. И, словно в доказательство этих мыслей, за окном пошел дождь.

Конечно, сами по себе кольца не могли защитить ни его, ни Видящих. Это были просто трофеи, намекающие на эфемерное равенство между Пал Палычем и Всадниками, которым раньше принадлежали эти кольца. Своеобразное предупреждение о том, что нынешнего их владельца нельзя игнорировать, ибо он тоже обладает силой, раз смог их добыть. Мережков знал, что у артефактов есть еще одна особенность: они не терпят лжи. И если их владелец, прошлый или настоящий, соврёт в их присутствии, кольца заберут его силу.

Пал Палыч глубоко задумался. Он сидел, глядя перед собой невидящим взором и не замечал, как минуты бегут за минутами, приближая вечер. Наконец он очнулся, положил кольца в шкатулку и отнес вместе с книгой в сейф. Сходил за тростью и аккуратно отвинтил венчавшую ее рукоять. Держа фигурку совы в руке, подошел к окну. Дождь уже закончился, и дорога перед домом поблескивала мокрым асфальтом. Мужчина открыл окно и, поднеся фигурку к губам, прошептал:

– Найди его и охраняй. Если появятся прислужники Всадника, дай мне знать.

С этими словами он выбросил фигурку в окно. Ничто не нарушило тишину вечера. Лишь крылатая тень скользнула над мостовой и исчезла.

Пока не приехали «Скорая» и полиция, Степан помогал пострадавшим в аварии людям. Потом вместе со Светланой и остальными свидетелями давал показания в полицейском участке.

Когда молодые люди вышли на улицу, был уже вечер. В кафе они так и не пошли: настроение было совершенно не то. Но хуже усталости была опустошенность и последовавшая за ней апатия, убивающие желание не только что-либо чувствовать, но и просто разговаривать.

Степан проводил девушку, и, чтобы сократить путь, домой пошел через парк, небольшой, запущенный, с поломанной тротуарной плиткой. Несмотря на то, что было еще не поздно, вокруг никого не было: ни встречных прохожих, ни птиц, ни обычных в это время родителей с кричащими детьми. Но, погруженный в собственные мысли, Степан этой странности попросту не замечал.

Шел мелкий дождь, но дорожка, петляющая между старыми липами, оставалась сухой. Редкие фонари отбрасывали мутный свет, который, как и дождь, терялся в густых кронах деревьев.

Напряжение от пережитого постепенно спадало, и на смену ему приходило ощущение усталости и непонятной тоски. Продержавшись совсем недолго, оно сменилось настороженностью. Юноша прислушался. Было удивительно тихо. Даже дождь перестал шуршать в густой листве деревьев. В этом парке даже вечерами всегда было людно, а тут вдруг необычно пусто, ни одного, даже случайного прохожего. Степан пытался уловить хоть какой-то звук, но напрасно: были слышны только его собственные шаги, которые звучали как-то слишком громко и гулко. Озираясь и невольно стараясь ступать осторожно и тихо, Степа вновь пошел вперед. И тут он услышал звук, правда, не совсем тот, что ожидал: что-то зашуршало слева от него. Молодой человек остановился, и шорох тут же стих. Степан хотел сойти с дорожки и заглянуть в кусты, откуда, как ему казалось, доносилось шуршание, но передумал. Он вдруг испугался. Это был иррациональный страх, какой бывает только в детстве, когда страшно открыть шкаф или заглянуть под кровать, опасаясь, что там кто-то есть. И стоит только потревожить это «нечто», как он оно набросится на тебя, потому что только и ждет, когда ты обнаружишь его.