Константин Шахматов - Последняя кукла Питера Страубе. Мрачная сказка на грани фантастики

И до сей поры Данилов глупо считал, что они оба счастливы.

Володя очнулся, почувствовав холод и резкую боль. Что же мне делать? – подумал он, – Домой нельзя; к родителям – тоже; остается другая женщина. К счастью у него, как и у всех, была еще и любовница.

Повернув ключ, он дал по газам, не позволив мотору прогреться.

*

Он познакомился с Верой, когда в очередной раз поругался со Светой, и колесил по ночному городу в поисках приключений. Сблизившись самым простым и естественным способом, тут же в машине, молодые люди пришли к общему знаменателю, что у них много общего. Она понравилась ему за свои здравые рассуждения о смысле жизни и стремлении к счастью. Да и сам он, к тому времени, уже не останавливался ни перед какими условностями в достижении оного: врал, предавал, выкручивался.

Да, со временем взгляды человека меняются. Отвратительное становится вполне терпимым; глупое – не лишенным оригинальности; наглость сродни второму приданому. И Володя не был тому исключением. После многих безуспешных попыток оседлать Эверест, он удачно переболел юношеским максимализмом.

А что же Вера? Дождавшись развода от мужа, ушла от него, и воспитывала ребенка одна, снимая крохотную комнатушку рядом с Заводом металлоконструкций. Ушла, устав от бесконечных измен и часто возникающего безденежья. Данилов время от времени наезжал к разведенке, заваливая продуктами или малюсенькими подарками. Вера встречала его как желанного гостя. По крайней мере ему так казалось.

А чуть позже, когда Сонечка – ее дочка, видела десятые сны, они с Верой занимались любовью. Хорошо, как по нотам. Не торопясь, наслаждаясь процессом. Лишь тонкая занавеска между кухней и комнатой, а также металлическая кровать со скрипучей панцирной сеткой, оказались безоговорочными помощниками их обоюдного и окончательного грехопадения.

Это всего лишь интрижка на стороне, – думал Данилов тогда, – очередной роман, хотя и очень красивый. А Вера? Вера – всего лишь любовница.

О, как ему нравились ее длинные волосы; тонкие музыкальные пальцы; изящные икры. Еще он очень любил разглядывать Веру со стороны, когда она этого не замечала. Он снимал ее своеобразным рапидом, чтобы откладывать в памяти. Взмах руки, поворот головы, и так далее. Сзади особенно хороша была попка. Особенно, когда он прижимался к ней обнаженной, благоухающей. А еще она красиво стонала. Не в пример его Свете, которая все делала в гробовой темноте и молчании.

*

Увидев Данилова в таком состоянии, мать-одиночка без лишних вопросов уложила его в постель, и напоила горячим чаем с малиной. Потом дала валерьянки. Данилов расслабился, и его боль притупилась. Всю ночь он пролежал под одеялом не шелохнувшись, а Вера согревала его своими объятиями.

В пять утра он поднялся, и молча сидел на маленькой кухне, отгороженный занавеской. Чуть позже встала и Вера. По ее виду можно было сказать, что она так же плохо спала. Выпив чаю и, поцеловав Данилова в щеку, она ушла на работу, не забыв проверить дочурку.

Еще через час проснулась девчушка и, увидев Данилова, широко заулыбалась знакомому дяде.

– Привет, заяц, – ответил негромко Володя, прогнав с лица маску великой печали и безысходности, – Как дела?

Ребенок принялся с азартом рассказывать ему о своих куклах, школьных занятиях, и так далее.

– Подожди-подожди, тараторка! – усмехнулся Данилов, – Твоя мама просила напоить тебя чаем. Это во-первых. А во-вторых, проверить уроки. Так что, давай, слазь с постели.

– Хорошо! – кивнула Сонечка, отбрасывая одеяло.

Они сидели за маленьким столиком, накрытом цветастой клеенкой, и пили заварочный чай. Глядя на девочку, он совсем не слушал, что она говорит, погрузившись в свои скорбные мысли.

Как странно, – раздумывал он, – Со Светой они прожили чуть меньше десяти лет, но так и не завели собственного ребенка. Она очень хотела, но Данилов всячески избегал этой темы. Думал, что рано. Хотел пожить в свое удовольствие; встать на ноги; заработать побольше денег. Потом стал загуливать на сторону. И сам не понял, как это произошло, потому случилось сие очень быстро и неожиданно. Потом как прорвало, и понеслось… Данилову приходилось врать благоверной почти каждый день. Так можно ли считать это отправной точкой, после которой нетяжелая жизнь Данилова обросла большими проблемами и покатилась в обратную сторону?

Но не один же он такой злодей и обманщик. Супруга, к примеру, ни разу не обманывала его? Обманывала! Хотя бы тот случай с анализами эякулята…

Данилов проверил у ребенка уроки, и проводил девочку в школу, предварительно заплетя ей косичку. Заплел не слишком умело, как мог, но это заставило его почувствовать себя Робин Гудом, и даже героем. В глазах маленькой девочки, разумеется.

Интересно, чего я боялся, когда не хотел зачинать ребенка? – бурчал про себя Данилов, – обузы? ответственности?

Он тут же вспомнил, как в последнее посещение Сонечка рассказывала ему о том, как папа приходил домой пьяный и кричал на ее маму. Как она, Сонечка, убегала в другую комнату и пряталась под кроватью, чтоб отец ее не нашел.

– Ты же была совсем маленькой, – говорил ей Данилов, – неужели все помнишь?!

– Помню, – отвечала она, – и буду помнить всю жизнь. Папа был злой, и бил маму.

Девочка плакала, а он вытирал ее слезки и приговаривал, чтобы она успокоилась:

– Такого больше не будет, я обещаю…

Тогда Соня подняла на него глаза, полные слез.

– И ты не сделаешь нам ничего плохого, как папа?

– Нет, конечно же.

– Почему? Потому, что любишь нас?

Данилов не мог сказать «да», поэтому просто кивнул.

Если подумать, то фарфор – материал не практичный, и достаточно дорогой. Если речь не идет о массовом производстве, а об одной единственной голове, паре ручек и ножек, то о нем лучше забыть. Возиться со все этой глиной, размельчением в порошок кварца и шпата, а также с помолом пережженных костей, процесс затратный и долгий. Потом нужно все замешать, процедить, и залить в какую-то форму. Потом ждать, когда на стенках формы появится «черепок» достаточной толщины, ведь в процессе дальнейшей просушки он может уменьшится. Далее, в процессе первого обжига, нужно в поте лица работать мехами целые сутки, и одновременно следить за тем, как бы тот полусырой черепок не треснул, или того хуже – деформировался по причине неравномерного испарения влаги. Потом, если заготовка осталась целой и хорошего качества, ее требовалась раскрасить, и повторно обжечь в печи при более высокой температуре. Здесь, опять же, необходимо поработать мехами, но более интенсивно. И температура повторного обжига должна быть намного выше. Конечно, для искусного мастера, такого как Питер, перечисленные этапы работы не могли вызвать особенных затруднений, но загвоздка заключалась в другом. Своего помощника у старика не было, а его руки и натруженная спина уже не могли выдержать серьезных нагрузок по причине почтенного возраста. Лет десять – пятнадцать назад, о чем упоминал в разговоре гер Шмаус, он еще мог, а теперь – нет, извините. Можно попытаться нанять пару-тройку бездельников, чтобы крутили меха, но как их найти в развращенном безделием городе?