Алексей Стравинский - Широко открытое небо

Был, но он никогда бы не поверил в то, что с ним был не утопающий в наркотическом омуте человек.

Спустив несколько часов на пешую прогулку от кафе к пункту "Б", Стивен разволновался ещё больше. Более того, его начало давить отвращение к району города, в котором он сейчас находится. Нужный дом – точно неведомая энергия, чувствуя которую вся природная сущность парня горит красными приборами, издаёт предупреждающие звуки, кричит ему – беги отсюда.

Стоило бы так и поступить.

Но…

Вопрос был открыт. Жажда поучить ответ, хоть какой – то, губила без остатка.

Сплошь тишина, за исключением приветствующего Стивена в этом ужасном мире трещащего скрипа стальных петель.

– Как я вообще мог здесь находиться? – задался он вопросом.

Собрал силу воль в кулаки, он перешагнул порог. Растворился в темноте.

Нажал на кнопку. Где – то высоко лифт издал грохот и направился вниз.

Река Стикс…

Пасть открыта. Жертва добровольно входит в неё. Теперь никуда не денется.

Тускло – жёлтый светильник омертвлял воздух, которым нужно было дышать. Воздух даже пах соответственно этому состоянию. Он растекался в лёгких вязкой субстанцией, отравляя здоровое тело по – хлеще любого табака. Стивену даже начало мерещится головокружение. Оно действительно было, едва уловимое, но было оно вовсе не от того, что ворвалось в его лёгкие.

Огонёк до странного медленно перескакивал с кнопки на кнопку. Стивен ждал.

Минута, вторая… наконец – то…

Пасть открылась. Стив буквально выбежал из не такого уже и страшного лифта, двери которого тотчас тихо закрылись. Он остался без движения, ожидая очередного человека, требующего переправы.

Здесь тихо. Нет знакомой до истомы вони, именно той, несравнимой ни с чем другим. Дверь приоткрыта. Она зажала какой – то лист бумаги между собой и полом. Тот легонько покачивался от сквозняка.

Стивен выдернул его:

Детский рисунок. Неровный, тонкий человечек, стоит под стаей птиц, похожих на ворон.

Детский ли это рисунок, или, что более вероятно, попытка перенести на бумагу видение наркомана, когда – то побывавшего в этой квартире?

Квартире? Простите! Оговорился.

Обратите внимание, что первая мысль была всё же такова – детский рисунок. Мышление парня уже даёт хорошие сигналы.

На обороте ничего, кроме вмятостей и грязных пятен.

Стив бросил лист на пол и толкнул дверь вперёд.

Внутри никого нет.

Длинный коридор, заканчивающийся распахнутой дверью – той самой, красной дверью – ведущей к некогда существовавшему оазису. За дверью комната с распахнутым настежь окном. Приглядевшись, Стивен увидел, что никакого окна нет. По контуру рамы недлинными обрывками на ветру треплются куски полиэтилена, которым, видимо, когда – то было заменено стекло. Под ногами пустые бутылки, окурки, лоскуты бумаги, обвалившиеся со стен обоев и, разумеется, шприцы. В комнате было несколько покосившихся набок, давно разбухших от влаги стульев. Стол точно подкосился на двух ножках и упёрся одним краем в пол. Под ногами стекло, куски штукатурки, птичий помет.

– Что за чертовщина? – задался вопросом парень.

Он пришёл сюда за ответами, а в итоге он получил ещё больше вопросов.

Выглянул в окно – над землёй лёгкая пелена. С такой высоты туман набрал плотность.

Куда делась вся эта империя? Как она смогла буквально развалиться за столь короткий отрезок времени?

На лестничной клетке послышалась возня.

Парень поспешил на шум. У окна курил рослый, чернокожий мужчина. Стоит себе в трусах тапках и белой майке, дымит папироской и глядит поверх парня вопросительно и укорительно одновременно.

Стивен начал:

– Здравствуйте.

Мужчина кивнул.

Стивен заглянул в распахнутую дверь "обители", снова повернулся к мужчине.

– Что здесь произошло?

– Ты коп? – дерзким басом выпали здоровяк. Слова вылетели из его рта вместе с густым дымом.

– Нет, нет.

Второй прищурил взгляд и наклонился вперёд, точно пытаясь как – можно сильнее зацепиться за взгляд Стива.

– Так какого хрена ты здесь потерял? Наркоту ищешь?

– Нет, – в который раз повторил Стивен.

– Всё, лавочка прикрыта. Год как съехали отсюда эти уроды! Знать о них ничего больше не хочу. И слышать о них, и видеть их!

– Год назад?

– Год назад? – передразнил его мужчина. – Да, год назад, и жаль, что не раньше.

Год назад!

– Собрался здесь гадюшник отборный! – продолжил мужчина. – Сколько передохло торчков этих грёбаных в этой квартире! Последнего вообще изувечили со вкусом! Разорвали на куски и в мусорный бак вышвырнули. Будь бы моя воля – я бы с каждым так и поступил!

Разорвали на куски,. мусорный бак. Год назад.

– Что?

– Ты что, мать твою, под кайфом? А – ну вали отсюда, пока я тебя по лестнице не спустил кубарем. Не дай бог вам всем здесь ещё появиться! Кому говорю – проваливай.

Стивен выдержал на разошедшемся мужчине холодный взгляд, подошёл к лифту. Пасть открылась. Обратная поездка по реке Стикс. Небывалое событие.

– Вот урод! – выкрикнул мужчина перед тем, как что есть сил захлопнуть за собой дверь собственной квартиры.

Стивен вышел на улицу и пошёл быстрым шагом без оглядки. Сегодня он нигде не найдёт покоя.

Как можно предположить, что не в доме дело, так можно предположить, что и не в человеке. Обитель был обителью ровно до того момента, пока в нём было кому обитать. Теперь он точно мёртв, но очищен. Он никогда не был чем – то плохим – плохим его делали люди, а он был обыкновенной квартирой каких на свете миллионы. Предположим, что так и с человеком. Априори он хороший, чистый и невинный, он имеет все шансы стать собственностью лишь себя самого. Быть невероятно индивидуальным и неповторимым. Проходит время и в нем пробуждаются гены родителей – индивидуальность начинает уменьшаться. Затем он оказывается в определённом круге общения – индивидуальность уменьшается. Он повсюду сталкивается с навязыванием, нравоучениями, запретами, обязательствами – кем – то придуманными вещами, которые нужны не ему, а кому – то другому, либо, что ещё смешнее, уже вовсе никому не нужны, а имеют место быть лишь от привычки, зависимости, но, несмотря на это, продолжать исправно работать. Невероятно трудно двигаться в желанном направлении, когда тебя постоянно сбивают с пути внешние факторы.

Чистейший человек начинает пачкаться обо всё подряд. Психика меняется, убеждения меняются, вкусы, запреты, обязательства, желания…

Мы – ферма, в которой мы выращиваем таких людей, от которых позже мы стараемся держаться как можно дальше. Мы выращиваем самих себя такими, какими нам быть не хочется и виним при этом в своих бедах кого угодно, но, конечно же, только не себя.