Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

«Антуанетта, французская дофина обязана владеть кистью так же прекрасно, как и пером. Думается мне, что австрийской и французской принцессе подобает начать учиться живописи…»

…«Я совершенно на нее не обиделась и искренне смеялась над тем, что она пишет. С каждым письмом она словно становилась старше – другой, незнакомой, загадочной Натали. С тех пор как я узнала тайну ее рождения, Наташа сообщила мне, что у нее два отчества: Дмитриевна и Григорьевна. Это так по-русски… На моей родине никто не обращается ни к кому по отчеству, называют только имя и титул.

Матушка объявила мне, что замуж я выйду скоро. Мне отчего-то захотелось сообщить Натали об этом, соблюдая русские традиции. Она многому училась у меня, а я у нее. И уже в следующем письме я написала: «Дорогая Наталья Григорьевна! Рада сообщить вам, что завтра утром отбываю из дома и готова переступить французскую границу…»

Отложив в сторону письма Антуанетты и дневник, я улыбнулась:

– Как давно и в то же время недавно это было…

Перебирая сейчас ее письма, я думала: как хорошо, что я смогу еще раз увидеть мою подругу. Вот записи Антуанетты, в которых она рассказывает о своем приезде во Францию и свадьбе, а вот письмо, где сплетничает о своем муже. Она представляла его совсем другим, но совершенно не жалуется: во Франции ей живется гораздо лучше и свободнее, чем под крылом у дражайшей матушки…

…«Наталья Григорьевна, хочу сообщить вам, что король Франции почил и в скором времени я стану королевой этой страны. И я хотела попросить вас, чтобы вы помолились за меня перед своими русскими иконами и попросили у Спасителя, чтобы жизнь в новом статусе не стала для меня слишком обременительной…»

Из дневника:

…«Я не получила тогда ответа именно на эту просьбу, но, уже намного позже, мне пришло письмо следующего содержания:

«Моя милая Антуанетта! Я, наверное, уже опоздала сжать за тебя кулачки перед ликами наших икон, но спешу огорчить тебя, моя милая подруга. Прекрасные лица святых отвернулись от меня, и я больше не могу с ними говорить. Но я прошу не лить слезы по моей безвременно потерянной душе: спешу порадовать тебя событием, которое произошло со мной так неожиданно. Я совершенно бесповоротно и очень сильно влюбилась! Милая Антуанетта, в этом письме я хочу рассказать тебе всё без утайки…

Я встретила и полюбила темноволосого обольстительного юношу, которого случайно увидела в полку, где мой названый отец занимает довольно высокий пост. Глаза наши встретились, и я поняла, что он предназначен лишь для меня и дышит лишь для того, чтобы смотреть в мои глаза…»

…«Я внимательно прочла и хочу сказать тебе, Натали, как я всё поняла и почувствовала. От твоего письма веяло граничащей с безумством гордостью молодой девушки, которой впервые удалось пережить такие сильные чувства. Знаешь, Наташа, я даже испытала некую зависть. Я уже стала королевой, я давно, как мне кажется, замужем, но ни с чем подобным не знакома до сих пор. Твоя откровенность, которая была предназначена лишь для моих ушей (то есть глаз, разумеется), я бы даже сказала, расстроила меня. Мой муж, король Людовик, интересуется всем чем угодно, только не мной… и это ввергает меня в печаль.

Прочитав о твоих чувствах, я подумала тогда: как могли они возникнуть у девушки, выросшей в столь суровой стране. Не сердись, я пишу как чувствую. Ваша Россия видится мне совершенно дремучей, очень далекой и снежной. О ней рассказывают страшное: говорят, что ты живешь в краю лютых морозов и грубых людей… и на вершине всего этого такая же грубая правительница. Таковой мне представила ее моя матушка. Из ее писем я узнала, что Екатерина, будучи иностранкой, приняла вашу веру и следует всем вашим дремучим обычаям. Как, скажи, среди всего этого можно обрести столь нежные и теплые чувства?

Ответь мне… Как ты, Наташа, смогла найти это чувство раньше, чем я? Я, живущая в изнеженной стране, где под моими ногами должен бы стелиться ковер из всех тех чувств, которые ты так ярко описывала… Каждое твое слово наполнено жизненной силой и желанием обладать этим юношей. Я жду подробностей о каждом твоем дне, пиши мне, пожалуйста…»

Из дневника:

…«Для меня ее письма сродни французскому представлению о любви. Я великолепно образована и прекрасно воспитана, в моей библиотеке множество книг об этом великом чувстве. И пусть они созданы лучшими писателями, читать их менее интересно, чем письма, наполненные любовью живой юной девушки к молодому мужчине. Ты лично знаешь эту девушку, и всё это происходит прямо сейчас…»

…«Наташа, ты написала мне еще несколько писем. Они пришли почти одновременно, и одно противоречивее другого. То ты готова была вырвать сердце из груди и вложить в руку любимому так, чтобы оно билось у него на ладони. И он слышал бы каждый его стук и, глядя на это сердце, лишь шептал твое имя. То ты уже готова вырвать из груди его сердце. Но не положить на свою ладонь, чтобы слышать его стук, а крепко сжать его, да так, чтобы из этого несчастного сердца потекла кровь. И ты жаждешь это увидеть… А третье твое письмо наполнено каким-то обреченным спокойствием – так мне показалось… Словно что-то очень тяжелое положили на тебя сверху, и оно не дает тебе поднять голову. Ты описываешь погоду в Петербурге и проводишь сравнение между нею и своим внутренним состоянием. И всё это так удручающе уныло, что я даже не смогла дочитать письмо до конца, отбросила в сторону… Нужно что-то ответить тебе, а я совершенно не нахожу слов. Но всё же попробую…

Наташа! Любовь – это прекрасное чувство, и ты похожа на голубку, которая порхает над цветущим полем и вдыхает его ароматы. Любовь не должна причинять боль! Зачем ты хочешь связать свою жизнь с дикарем из племени? Мне страшно, мне кажется… боюсь даже написать… что однажды он как людоед сожрет тебя… Нужно уходить сразу и бесповоротно, не оглядываясь на того, кто посмел причинить тебе страдания… Приезжай ко мне во Францию, я покажу тебе совсем иной мир. И вот что я скажу тебе, милая: если я раньше завидовала твоему чувству, то сейчас рада, что избавлена от подобных страстей…»

Из дневника:

…«Я пыталась подбодрить ее и всё же выяснить больше о личности этого странного человека, который вызывает в ней шторм, подобный тому, который происходит на море. Долго не было мне ответа…»

…«Имея легкий нрав и ту особенность, что, не получая от кого-либо известий, я могу запросто забыть о нём на какое-то время, я перестала ждать писем от Натали. Вокруг меня бурлила жизнь…

…Наташа не ответила. До меня доходили слухи о том, что ее родной отец посещал австрийский, а затем французский двор по каким-то государственным делам. Он с большой пышностью и весельем проводил там время, но Наташи рядом не было. Как только я слышала его громкую звучную фамилию, то думала о ней. Мне даже сказали, что так у вас называется какая-то величавая птица. Со временем я перестала думать, почему Натали мне не отвечает. Моя голова была занята множеством собственных проблем, главная из которых – мой ненавистный муж. Я никак не могла совладать с ним, а мне этого очень хотелось… Сильно раздражали меня неугодные фаворитки и сплетни нашего двора. Они всё дальше и дальше отодвигали меня от воспоминаний о Натали. Никогда мне не нравилось называть ее Натальей Григорьевной, это звучало слишком грубо и слишком по-русски…»