Наталья Антарес - Шоковая терапия

ГЛАВА I

Иногда я всерьез пыталась понять, каким таким непостижимым образом я однажды докатилась до подобной жизни, но текущее положение вещей при любом раскладе выглядело настолько абсурдным, что упорно не желало поддаваться логическому осмыслению, и мне оставалось лишь смиренно плыть по течению в надежде на удачный исход. Всего только год назад мне бы и в кошмарном сне не взбрело в голову зарегистрироваться на международном сайте знакомств и прицельно озаботиться поисками иностранного мужа, и уж тем более я даже не задумывалась о самой возможности переезда в другую страну, но после того, как общее количество свалившихся на меня проблем начало ощутимо зашкаливать, а имеющиеся в моем распоряжении способы их разрешения один за другим доказали свою полнейшую несостоятельность, я вынуждена была с горечью констатировать, что, оставшись на родине, я с высокой степенью вероятностью закончу свои безрадостные дни в неравной борьбе за выживание. Нет, я вовсе не сдалась без боя и не опустила руки, стоило лишь на горизонте замаячить первым трудностям – скорее, напротив, я мобилизовала все силы для яростного сопротивления накрывшей меня лавине неприятностей, но мои внутренние резервы оказались, увы, небезграничными, и предсказуемо исчерпались в процессе беспощадной войны с обстоятельствами. Опустошенная, вымотанная и фактически едва живая, я внезапно осознала, что неминуемо превращаюсь в бледную тень самой себя, и, если так пойдет и дальше, совсем скоро я просто рухну замертво и уже больше не поднимусь.

Бессонными ночами я отчаянно искала первопричину крушения своих планов, я самозабвенно копалась в себе, мучаясь от чувства вины за собственное бессилие что-либо изменить, а неумолимое время безжалостно отсчитывало очередные секунды моего жалкого существования, из которых мало-помалу складывалась крайне незавидная перспектива ожидающего меня впереди будущего. Одной такой ночью я не выдержала, рывком вскочила со смятой в метаниях постели и с пронзительной обреченностью в голосе позволила раздирающим меня эмоциям свободно вырваться наружу. Доморощенная психотерапия сработала буквально на ура – достаточно было проговорить не дававшие мне покоя мысли вслух, чтобы раз и навсегда избавиться от никчемных сомнений, до сего момента крепко удерживавших меня от практических шагов. Наутро я встала совершенно другим человеком, и за год непрерывного пребывания в этом откровенно чуждом для меня обличии я почти потеряла себя прежнюю, себя настоящую, и что самое страшное, я всё реже испытывала сожаления по поводу этой потери.

Когда тебе тридцать с хвостиком, а у тебя до сих пор нет ни полноценной семьи, ни постоянной работы, невольно задаешься вопросом из серии «А не сама ли ты, душенька, виновата?», и после долгой череды размышлений я пришла к положительному заключению. Можно до старости оставаться наивной тургеневской барышней и верить в чудеса, алые паруса и прочую романтическую дребедень, но, если жизнь регулярно обламывает тебе рога и красноречиво тычет носом в допущенные ошибки, значит, хватит наступать на те же грабли, набившие на лбу немало шишек. Смешно и грустно, но я чересчур поздно поняла, что окружающий мир никогда не изменится, и сколько бы я не барахталась и не упиралась в противостоянии с его жестокими реалиями, мне всё равно не удастся победить систему. Преодолеть гордость, переступить через принципы, адаптироваться, мимикрировать: на четвертом десятке я словно заново училась ходить и говорить, а заодно постигала науку красиво лгать, изящно манипулировать людьми и виртуозно использовать хорошее отношение к себе в сугубо меркантильных интересах. Вот только обучение давалось мне со скрипом несмазанного колеса буксующей на особо крутых склонах телеги…

Честно говоря, скрытые задатки потенциальной неудачницы присутствовали у меня с детских лет, однако, на фоне определенных достижений, они не были так заметны, притом, что теперь жирными кляксами выделялись на белоснежном листе моей автобиографии. Несмотря на то, что я получила неплохое образование и на приличном уровне владела языком Шекспира, карьера у меня отродясь толком не складывалась преимущественно вследствие катастрофической нехватки личностных качеств, необходимых для ее успешного построения. Тихая, домашняя, не слишком коммуникабельная, я еще со школьной скамьи чувствовала себя типичной белой вороной в любом коллективе – будучи от природы довольно интровертной натурой, я тяготилась шумным обществом одноклассников, сокурсников, а потом и коллег по службе. Я была напрочь лишена лидерской харизмы, не обладала инициативным складом характера и от всей души презирала широко распространенную повсюду тактику подхалимажа. Я честно копошилась в своем уголочке от звонка до звонка и скрупулезно выполняла поставленные руководством задачи, но хотя мои объективные показатели в сравнении значительно превосходили результаты аналогичной деятельности других сотрудников, в глазах начальства я по-прежнему оставалась пустым местом. А все потому, что в отличие от моих коллег, я не видела нужды имитировать бурную деятельность, искусственно выпячивать не стоящие выеденного яйца усилия и не умела создавать вокруг себя ореол вечной занятости. А еще я избегала корпоративных мероприятий, не участвовала в перемывании костей и не распивала чаи в разгар рабочего дня, чем жутко раздражала своих болтливых, ленивых и за редким исключением недалеких товарок, с подачи которых наша начальница, похоже, и считала меня чем-то вроде удобного предмета мебели, хотя, не побоюсь громких слов, я одиночку тянула на себе методический отдел крупного регионального вуза, когда прекрасные дамы с завидным постоянством болели, беременели, уходили в декретные отпуска и банально отлынивали от своих прямых обязанностей. Но когда для института настали сложные времена и ректорат объявил о грядущих сокращениях персонала, первым кандидатом на увольнение стала именно ваша покорная слуга.

На должность методиста меня приняли сразу после получения диплома, и последние семь с половиной лет я занималась проверкой учебных планов и заполнением всевозможных журналов, реестров и прочих продуктов цветущей махровым цветом бюрократии. По большому счету нудная, однообразная и попросту скучная работа устраивала меня по всем критериям: мне платили стабильную зарплату, не требовали прыгать выше головы, и, если бы не спесивые, сварливые и злопамятные тетки, составлявшие костяк нашего маленького коллектива, я бы вообще не роптала на судьбу. Я уставала не столько от напряженной деятельности, предполагающей неотрывную концентрацию внимания, сколько от аккомпанемента в виде праздной болтовни о «мужьях-козлах», «свекровях-ведьмах», «снохах-неряхах», «зятьях-бездельниках» и тому подобной фауне, в изобилии населяющей семьи вышеупомянутых дам.