Наталья Антарес - Контролируемая авария

На тему питания вообще можно было говорить бесконечно: прежде чем меня допустили до обслуживания бизнес-класса, я до автоматизма отточила скороговорку «мясо с макаронами, рыба с рисом, курица с картошкой», и у меня сформировалась философское отношение к претензиям недовольных пассажиров, почему-то наивно считающих, что у нас тут ресторан на борту, а бортпроводник – это эдакий воздушный официант, обязанный бегать на задних лапках, интуитивно предугадывая любые капризы. Самый цирк в этом плане наступал в хвостовой части салона, когда в меню, как правило, оставалась только пользующаяся наименьшим спросом рыба. Тут звучали и пафосные фразы вроде «Мною всё уплочено», и обещание накатать на меня жалобу в вышестоящие инстанции, и всякая прочая ерунда, давно ставшая для меня таким же неотъемлемым атрибутом полета, как демонстрация спасательного оборудования. Но меня всегда поражало другое: при возникновении угрозы безопасности полета, в глазах перепуганных пассажиров личность стюардессы внезапно трансформировалась из девочки на побегушках в небесного ангела, мало того, что готового прийти на помощь, так еще и детально осведомленного о происходящем на борту. Любая турбулентность заставляла всем телом вжиматься в кресло даже самых закоренелых хамов и в обращенных на мое невозмутимое лицо взглядах отныне читалась лишь немая мольба о спасении. Однако, после посадки эти же товарищи не гнушались разразиться потоком письменных жалоб на «вопиющий непрофессионализм криворуких пилотов, не умеющих нормально водить самолет» – конец цитаты.

Что касается меня, то мое персональное восприятие полета и пассажиров с течением времени прошло существенную эволюцию. Сначала я нежно обожала каждого пассажира и изо всех сил старалась угодить, на второй стадии я прониклась к ним яростной ненавистью и мечтала, чтобы перед взлетом в салон подавался усыпляющий газ, а с опытом ко мне пришло четкое понимание, как следует относиться в работе, и я постепенно обрела душевное равновесие и внутреннюю гармонию. А что до типичных страхов, так бортпроводнику априори не полагалось страдать аэрофобией, а на практике у меня элементарно не было свободной минутки, чтобы прислушаться к своим ощущениям. При полной загруженности рейса, стюардессы крутились, как белки в колесе, и присесть нам удалось только на взлете и посадке. Так что бояться нам было некогда, ибо дел невпроворот, и, если проблемы в полете все-таки возникали, мы дружно делали морду чайником и без зазрения совести спирали все турбулентность. Был, конечно, один раз, когда я едва не поседела, но тут, что называется, издержки профессии. Помнится, в прошлом году мы четыре часа кружили в воздухе: была вероятность, что при посадке с лопнувшим правым колесом самолет протрет землю, вот и вырабатывали топливо, на случай если пробьем баки. Уж не знаю, как там КВС 2 2 Командир воздушного судна посадил самолет на левое колесо, но всё обошлось, правда, наиболее впечатлительных пассажиров прямо с трапа забирала скорая. А посадки при боковом ветре чего стоили, это же отдельная история, как говорится, «блевпакетов» не напасешься… Какая уж тут, к чертовой бабушке, романтика? Как-то на взлете самолет рванул, пассажиры напряглись, а у меня все мысли на тот момент были только об одном: как бы на кухне опять касалетки с горячим не разлетелись, а то неровен час, придется нам- бедолагам снова вручную курицу от рыбы и рис от гречки отделять и всё это изобилие по контейнерам раскладывать. Меня потом еще долго терзали непримиримые противоречия, как было правильней поступить: честно признаться пассажирам, что их обед разлетелся по полу и собирать его оттуда, мягко говоря, негигиенично, или умолчать о случившемся во избежание международного скандала, с неизменной улыбкой своевременно обеспечив всех горячим питанием? Так и получалось, что думать о сакральном смысле бытия в полете приходилось в последнюю очередь, и страх притуплялся сам собой, вытесненный насущными заботами, зато на земле я первое время здорово веселила друзей и родственников, когда машинально начинала искать в маршрутке аварийный выход. Сейчас друзей у меня почти не осталось, а выбираться из столицы домой мне удавалось только в отпуске, и я все явственней чувствовала, что моя настоящая жизнь проходит на высоте в десять тысяч метров, а все остальное – лишь краткие мгновения между полетами.

Три года назад я верила, что волшебное словосочетание «гибкий график работы» позволит мне планировать время по собственному усмотрению, но в реальности, это не я контролировала свой распорядок, а мой распорядок всецело подчинил меня. Сомнительное удовольствие знать свои рейсы на пару дней вперед и не более того: тебя в субботу зовут на шашлыки, а тут вдруг выясняется, что тебе нужно лететь в Париж. Парень приглашает тебя на свидание, а тебя ждет самолет в Лондон. Всякий раз, когда мне удавалось построить нормальные отношения с противоположным полом, моя семейная идиллия вдребезги разбивалась о суровую действительность: кому понравится, чтобы твоя девушка часиков так в одиннадцать вечера наносила макияж, нежно чмокала тебя в щечку и клятвенно обещала вернуться из командировки через пару-тройку дней? Увы, но мне упорно не попадалось приятных исключений, и в этом свете, было совсем не удивительно, что с личной жизнью у меня никак не ладилось. Похоже, такова была доля большей части стюардесс, и мои коллеги боролись с фатумом самыми разными методами. Кто-то сначала выходил замуж, рожал ребенка, сбагривал чадо на бабушек и дедушек и только потом воплощал давнюю мечту о небе. Кто-то умудрялся создавать семью уже будучи «небесной ласточкой», выходил в декрет, а дальше или нанимал няню, или также прибегал к помощи старшего поколения. Ну а кто-то вроде вашей покорной слуги, так и болтался годами между небом и землей, теряя здоровье за счет постоянного сбоя биоритмов, облучения, вибрации и перепадов давления, не просто ведь так стюардесс отправляли на пенсию в сорок пять лет. Варикоз у бортпроводников по праву считался притчей во языцех, а о том, что репродуктивная система лет за пять непрерывного стажа полетов тоже убивалась в хлам, на каждом углу вслух никто не кричал. Те из нас, кому не повезло обрести женское счастье, довольствовались короткими романами, в том числе и служебными, но у меня не выходило даже этого. Не то, чтобы мной никто не интересовался – тут уж скорее все обстояло в точности до наоборот. Моя профессия как никакая другая, требовала безупречного внешнего вида, и поклонников у меня имелось хоть отбавляй. Встречались среди них и пассажиры бизнес-класса, и юные коллеги-стюарды, и женатые пилоты, и даже один разведенный КВС – при желании я запросто могла бы менять ухажеров, как перчатки и, что называется, в ус не дуть, однако, мое сердце уже целый год принадлежало одному единственному человеку.