Станислав Малозёмов - Впереди Авангарда

– Сто тридцать шесть здоровых человеков в дурдоме – это же подсудное дело, – Ваня озадачился. – Лет на пятнадцать тянет за насилие над личностью.

– Не, – сказал бывший подводник капитан третьего ранга доктор Василь Дмитрич Маслобойников. – По докУментам, по историям болезней они полные долболомы, обломленные на всю башку. Дебилы, идиоты, олигофрены и шизики. У нас военно-морской порядок. Первым делом – правильные докУменты. Даже если лодка потонет. На поверхность живые выкинут в бутылке справку, что мы всё одно идём на скорости 25 узлов и исполняем долг перед отечеством.

– Вот ты, Ваня, сам прикинь, – стукнул его снова по коленке молоточком главврач Симеон, получив не смертельную отдачу в пах. После чего все держали сочувственные выражения лиц минут десять. – Людишкам-то не всем живётся в ладу с миром божьим. Один украл на рубль, а сядет на все полтыщи. Лет на пяток. Он сюда бежит. Здесь он псих, который уже и так за решеткой. На окна глянь. Другой от алиментов утёк. У нас спасся. Здесь двадцать пять процентов считать не из чего. Третий начальника в колхозе по пьянке козлом назвал. Всё. Не жилец он больше в родном хозяйстве. Трудодней у него будет… на газету «Правда» месяц надо копить. Ну, это всё подранки. Все изгибы судеб я тебе не перескажу. Нет у нас с тобой столько сил и времени.

– Что, таки прямо все асфальтовым катком приплюснутые? – изумился Иван.

– К счастью нашему врачебному, кроме тебя лечить от маниакального психоза и других гадостей пока некого.– Оживился главный врач Афанасий. – Ты у нас пока один с утра после рождения в Лондоне эсквайром стал, знаком с чертями, бабой Ягой и папой римским. Не говоря о Елизавете второй. И коммунизм в одиночку собрался построить. Вот мы тебя галоперидолом и затравим. Будешь говорить только букву «А» и самостоятельно на коляске инвалидной ездить в нужник за храмом. И даже одну букву знать – милость господняя позволяет. Есть люди, которые все буквы выучили. Даже твердый знак, а толку с того? Сидят по конторам, бумажки сортируют за девяносто рублей. А у тебя будет одна буква в башке, но сколько хороших друзей останется в безмолвной памяти. Королева, герцоги, начальник разведки, папа из Ватикана, черти всякие. Духовное, в общем, богатство.

– Нет, вы мне на вопрос-то отрапортуйте недвусмысленно, – прицепился Ванёк ко всем докторам и сёстрам. – Ну, много всяких беглых тут у вас под дурочков косят – это естественно. Но не все же?

– Вот ты и втемяшь себе в нетронутый пока галоперидолом скудный дурацкий ум. – воспрянул голосом и духом выбегавший на пять минут подводник Дмитрич, после чего в каморке разместился и завис над головами похожий на яд аромат портвейна номер двенадцать. – Есть, бляха, ещё праведные православные, у которых в городках и деревнях церкви-то осквернили. В одной клуб с непотребными киношками. Где сплошь развратные поцелуи. В другой скотобойню, убогие, поместили. Тьфу на них! Гореть им в аду как бикфордов шнур до разящего взрыва. В иных храмах комсомольские вожаки сидят, щеки надувают и водяру хлещут как быки на водопое. А в остальных капусту и картоху складируют. Все иконы и роспись до потолка картоплей да луком завалены. Господь их, конечно, покарает! А люди знают, что у нас вроде больничка для умом тронутых, а в натуре – храм Господен. Сохраненный и верующих зовущий. А они Бога-то слышат, верующие. И к нам – стрелой. Косят тут под параноиков, а сами молятся усердно и денно и нощно. И мы вместе с ними.

– Во, влип я! – отчаянно взвыл Ванька-дурак. – Придется на произвол духовенства Папе Римскому звонить. Он вас, православных, не больно-то здравствует. Скажет президенту Америки, а тот нашему Червонному-Золотову и тот из вашего храма-дурдома сделает мастерскую по ремонту кожаной и резиновой обуви. А, может, вообще цирк-шапито с клоунами и гимнастками полуголыми. Вот где позор так позор! А?

– Ну, а ты чего хочешь? Мы же тебя не в канаве нашли, – сказал подводник Дмитрич с якорем на правом бицепсе. – Нам тебя орган обкома партии рекомендовал. Областная газета, хоть и дерьмовая. Врёт всё про всё и всегда. И стоит три копейки. Но орган! А редактор – член. То ли обкома, то ли бюро евойного.

– Я просто дурак дурной. Всего- то! Таких – тьма в области. Считай каждый третий, включая и обком. Но он, обком, чегой-то не чешется побыстрее коммунизм людям дать. А я вот он. Готовый строитель коммунизма вот этими мозолистыми руками. – Ваня вскипел как индонезийский вулкан Кракатау. – Вам коммунизм нужон? Что скукожились? Я ж построю его и все церкви открою враз. Иконы новые повесим. Садик яблоневый во дворе поселим. Мне только двух помощников дайте. Двух дураков моего уровня найдёте? Там в отделениях ваших наверняка дураков как свежих булок в садчиковскм магазине. Пойдет дело – вас, Симеон-Афанасий, сделаю патриархом, а тебя, Дмитрич, капитаном первого ранга и архиепископом. Ну, всех без исключения, конечно, психиатрами со званием доктор медицинских наук. Ну, чё? Погнали гусей по бездорожью?

– А малец-то дело говорит, – взялся за редеющие кудри священник-главврач. Рискнём. Всё одно – дурака не вылечишь и психом не сделаешь.

И Ванёк с главврачом весело ударили по рукам.

Консилиум священников – психиатров, а также включённые в него лихой подводный моряк Дмитрич и девчушки из залитого пивом по колено колхоза «ни свет, ни заря» постановил устно, записал в протоколе и на руки Ване дубликат выдал с печатями диспансера и областной зарайской церковной епархии.

«Разрешить больному Лысому Ивану, страдающему легкой формой заболевания «дурь обыкновенная, не отягощенная маразмом» свободно отлучаться из диспансера в любое время суток для построения коммунизма в отдельно взятом населённом пункте.

Справка действительна в течение двенадцати месяцев с 14 июля 1964 года. Главный психиатр и настоятель святого диспансера-храма Василия блаженного Садчикова протоиерей Симеон (в миру Афанасий Ильич Ухтомский)»

– Ты, Ванёк сперва сходи в мужское отделение. Поговори с народом. И компаньона – напарника избери себе. А то и двух. Коммунизм строить – это тебе не девок за титьки щипать. Помощники должны быть морально устойчивые и не умнее тебя. А то не выйдет ни хрена. Вон умники из ЦК не раньше восьмидесятого года всем миром собрались его сколотить. Светлое будущее. А движения – то не видно. А? Не видать коммунистических проблесковых маячков.– Симеон довёл его до двери и вошли они вместе.

– Вот Ване нужны надежные два человека. Будете вместе коммунизм строить.

В колхозе «ни свет, ни заря» вначале. Место подходящее, богом проклятое и забытое. Короче – чистый лист. Ну, беседуйте. А я молиться за вас пойду.