Станислав Малозёмов - Впереди Авангарда

– Не, ну если вы при Боге на стенке не чуете, что земля разверзлась и видите, что в серу адскую я не нырнул. То, стало быть, моя правда!– Засмеялся Иван как положено – дурацким смехом.

Ну так пойдём через Царские ворота, хоть тебе и не положено в них входить, к престолу. На нём телефон. Позвони Папе Римскому или Елизавете Второй. Есть их номера?

– А то!– хрюкнул от глупого вопроса Ванёк.– Пошли. Иван долго слушал гудок и наконец оба услышали голос королевы, знакомый по телевизору.

– It's you, dear Ivan- Johnny! Greetings. Why do you call so rarely? Why don't you come. We miss you. So, have you started our assignment yet? Are you building communism yet? Your aunt Lisa the Second. See you!

– Да нет, все нормально, Элизабет! Через неделю врубаюсь плотно созидать коммунизм. Найду вот пару помощников и начну. А через месяц приеду посоветоваться да глинтвейена глотнуть с герцогом. Целую, тётя Лиза Вторая. Ждите!

Сзади него послышался, усиленный храмовым пространством, звук одновременного падения трёх тел. Иван обернулся.

– Ну, это пустяки. Это просто обморок. Все живы, главное.

И он, используя паузу в беседе, неторопливо посетил нужник, который как и во всех приличных домах, находился не в доме. Зато на свежем воздухе, где пели птички и шелестела под ногами муравушка- трава.

– Я съел свою кровать! Выпишите мне новую! – кричал из-за фанерной перегородки жуткий хриплый баритон. – И трём соседям моим тоже принесите кровати. Я их тоже сожрал! И соседей других поселите. Этих нет уже. Вообще, я людей не перевариваю. Но эти были ничего. Соль, перца побольше, соус « Южный» и нормально. Без аппетита, но сожрал. Не замените всё, я прогрызу стену и улечу на Марс. И там всем расскажу, что у вас на весь коллектив бешеных всего три смирительных рубахи. Через день над вами вся вселенная ржать будет! И партия накажет. Почетное знамя не даст за год.

– Кто-то ночью спёр у меня мой личный прокатный стан и доменную печь. Как я теперь буду стране сталь давать!? – рыдал фальцетом молодой щенячий голосок. – Подключите органы внутренних дел! Или я напишу в ООН, Народный контроль, в Генштаб ВВС, ОБХСС и дяде Вите. Он вам всем шеи скрутит. Его даже муравьи боятся! И клопы!

Похожих заявлений было не менее пятидесяти, изъявлялись они настоль угрожающе, что не испугаться их могли только образа с Николаем Угодником, святой Матроной, Матерью Божьей и главный врач в образе протоиерея Симеона.

Эти вопли перепрыгивали через фанерную двухметровую изгородь, обозначавшую мужское отделение. Факт подтверждала символичная «М», выведенная элегантно славянской буквицей с завитушками как на дворовом сортире храма-дурдома.

С другой стороны церкви, в большой комнате, где раньше служили молебны «за упокой» и отпевания, разместилось женское отделение, тоже обнесённое фанерой с широкими, под все женские форматы, дверью с буквой «Ж», не менее загогулистой. Оттуда слышалось хоровое чтение молитвы «Царю Небесный».

– «Царь Небесный, Утешитель, Советник, Наставник, Дух истины, везде сущий и всё наполняющий присутствием Своим, Сокровище благ и Податель жизни, прииди и поселись в нас, очисти нас от всякого греха и спаси, Преблагий, души наши».

В процессе изречения заклинания этого большинство барышень из провинциального Зарайска и окрестных деревень тихо, ласково плакали и сморкались, конечно же, не в подолы юбок. В платочки вышитые крестиком. Но из хора выбивались-таки истеричные голоса с дежурной, заученной интонацией.

– Русалки не могут долго жить промеж кирпичей. Верните меня в родную речку Тобол, где поймали. Там и дом мой, и муж-слесарь, пьяный всю жизнь, и свекровь – сволочь! Акула белая. Отпустите, я вам всем варежки свяжу к зиме на рыбьем меху!

Кто-то тихонько, чтобы не обрушить, бился о фанеру мягкой копной волос.

Какая-то дама, явно из рафинированных ссыльных, умоляла невидимых докторов.

– Я уже три дня не была в Лувре, Галерее Уффици во Флоренции, в Сикстинской Ватиканской капелле, даже в Римских Капитолийских музеях и в Музее Галилея, плюс в любимом несравненном музее Антонио Страдивари, который в Кремоне. Позор! Я отстаю от благословенного влияния прекрасного и теряю интеллигентность! Отправьте меня вечерним поездом в Париж беспрекословно!

Ну, много звучало поверх фанерных стен и других выпадов в адрес психиатрического диспансера, главврача, медсестёр, и даже дворника невнятно ругали и стыдили, за то, что метлой он забрасывает самую вонючую пыль на головы страдальцев душевных. Правда, дворника в дурдоме пока вообще не было даже в штатном расписании.

Ваньку-дурака разместили отдельно. Возле ризницы за Царскими воротами поставили кровать, тумбочку для мыла и зубной щётки с порошком «Особый». Сами врачи имели выгородку за престолом прямо под распятием Христа.

– Чего они все горланят-то? – Иван постучал кулаком по фанерной двери и без разрешения вежливо ввалился в убогий кабинет докторский. – И какого пса меня отдельно от народа отлучили? Я смирный. Не покусаю никого.

– Вот у нас в храме, то бишь, тьфу ты, в диспансере, три отделения всего. – главврач, протоиерей Симеон-Афанасий посадил Ивана на табуретку, ногу его уложил поверх другой и постучал по коленке серебряным молоточком. Ваня проявил инстинктивную бурную реакцию и въехал ботинком главврачу поддых.

Отец Симеон отдышался за пяток минут и разъяснение довершил: -

Одно – для мужчин, другое – для женщин, а третье – для психически больных. Вот ты больной, но единственный. Больше в Зарайске нет умалишенных кроме председателя облсовпрофа Жестяного. Но его забрать не даёт первый секретарь обкома Червонный. Потому как нормального труженики перестанут бояться и не станут взносы платить. А псих собирает мзду профсоюзную аж с избытком. Ну, если натурально кто занеможет башкой, мы его к тебе и подселим. Будет веселее, да, Ванюша?

– Я – Иван-дурак, – аккуратно поправил доктора Ваня. – А дурак – это не псих. Вон те, которые орут, психи. Чего зря башкой стучаться об фанеру? Хрена ему прогрызать метровую стену и лететь на Марс? Давайте его ко мне. У меня карты с собой. Будем в дурака играть. Хотя я и без карт дурак.

– Они все – здоровые как быки. А дамы как беговые лошади-рекордсменки, -засмеялся главврач, и все стали добродушно хихикать. Включая медсестёр из пропащей деревни «Ни свет, ни заря». – Это у нас порядок такой. Я его лично разработал и ввёл приказом номер девять-бис. Дело в том, что к нам временами внезапно и инкогнито, зашифровавшись под продавцов сахарной ваты или автоматов Калашникова залетают людишки из городского управления здравоохранения. Им требуется выловить недостатки, доложить в горком и получить премию за активность и проницательность. А то и должностью возрасти. Забегут и что они слышат? Бред и несуразицу находящихся в процессе лечения больных шизофренией, паранойей или кретинизмом второй стадии. Пишут справки, что досконально всё изучили и погрозили кулачками главврачу, чтобы не ослаблял рвения. А потом ждут премиальных.