Владимир Кремин - Седовая падь

Не смогли Терентия ни сыщики, ни чекисты выследить. Затаился до поры, тайга великая, а желающих рыскать по ней, неизвестно в каком направлении, рискуя своей жизнью, мало находилось. Изворотлив, видать был. Дикая, суровая жизнь, этому быстро учит, а не то зверье, да мороз, вмиг одолеют…

Да и самое главное, что важно; уж очень он умело следы заметал, доказать не получалось, что его это рук дело. Иные даже шутили: «Придумали, мол, все грехи на дядю в тайге валить, этак и милицию держать без надобности; все дела можно раскрытыми считать.» А то и всерьез говорили: «Сгинул по всему Тереха, давно уж должно. Поживи-ка в тайге столько годочков, небось по неволе, умом тронешься… Да не живой уж он, грешно так-то на покойного смертную вину валить. Работали бы лучше, да настоящих преступников вылавливали.»

Словом, ни улик, ни фактов; одни слухи, да догадки, а их к делу не пришьешь – поди докажи, что это он сотворил. Потому, наверное, и больших усилий на поиски, да поимку исчезнувшего когда-то, еще в Гражданскую, дезертира, никто не прилагал.

С Гражданской, вот уже почитай двадцать лет прошло, в конце войны это было, вспоминал, перевалившись на другой бок Петр. Он, по ранению, тогда с фронта пришел, хромал. Важную жилу осколком перебило, нога почитай и не гнулась, прямехонько так и стояла. Долечивался на домашних харчах, при мамашином уходе. Так более и не призывался, да оно и понятно; куда годны такие в армии.

Когда только-только война окончилась, народ с фронта повалил. Радость у людей, а тут вновь округа слухами пошла. Мол свирепствует опять этот не пойманный, таежный дьявол, или еще кто, неведомо…

Все лихие годы ведь не было Терентия; не видно, не слышно. Должно всю войну, от властей прятался, на чужой беде наживался да за добро трясся. Глупо богатство бросать, да воевать идти. Тут только одно; скрыться, до поры и ждать… А как с фронтов то народ с победой возвращаться начал, так тут вот самое времечко в родные места податься. Добро ждало его, словно хозяина неизменного и единственного. И сам Терентий рвался к нему, изнемогая, душой и всем сердцем. Только вот сейф никак не желал признавать над собой власть Терентия. Упрямился и не сдавался…

Тогда то Петр и выследил Терентия, хотя бабка, его всячески покрывала, не желая, чтобы он с внуком виделся. Случайный их разговор за сараем услышал. Под утро уж во двор вышел, а они шепчутся. Мало лиха она через него приняла, а все же жалела ирода, а может боялась просто. Жизнь их – потемки.

Терентий сулил через пару дней вновь заявиться, болел он, старым стал, силы не те; конь ему нужен был, да провиант просил заготовить; соли, муки, да спичек. Всю ночь протопал Петр по его запутанному следу, чуть было не потерял из виду. Нашел таки его бандитское логово. Там, прижатый к стенке, он все и выложил. Про долгую свою скитальческую жизнь рассказал. Пригрозился внучок его властям сдать, за голову ирода десять тысяч обещали. Всем известно, что разбои на дорогах, грабежи и убийства людей – это его рук дело. Только вот поймать, душегуба, не могут.

Сошел Терентий с лица, почернел, долго сидел молча, словно подменили его, как последнее сокровенное отняли. А Петр ему:

– Спрятался в дебрях, не сыщешь. Старуха Полина, вон уж, обо всех твоих зверствах давно поведала. И что ключа от сейфа ты домогался, который у Пантелея был. Чего ты только добился от жизни такой: гнильем у тебя тут пахнет, вот и душой ты прогнил, Терентий. В милиции уже все про твой сейф известно. В розыске он давно. Найдут ведь все равно. Да и стар ты уж стал, попользоваться добром не успеешь. Другое дело мне, молодому… Все еще впереди; сподобит и нужное хозяйство поставлю, дом отстрою, женюсь, да и глядишь, тебя старика, без помощи не оставлю…

Черней чернозема стал Терентий лицом, и чего он только тогда не умер, не пришлось бы грех на душу брать, да через это столь лиха хватить; на десятерых делить можно.

– Так что показывай дед свой тайник – велел Петр, – будем думать как поклажу отсюда вывезти, да чем отпереть.

Поддался Терентий уговорам, куда деваться; указал сейф. Внук все же, не чужому человеку доверился. Да и понимал он, как никак, что стар и кто, кроме внука и дочери о нем, старике, хоть малую заботу проявит. А за такую услугу, кто знает, может и в его, отшельническую, горемычную, жизнь, помощь придет.

Погрузили вместе сейф на подводу, и при двух лошадях, что были у Терентия, отправились к поселку. Решили поближе сейф захоронить до поры, пока ключ к нему подберут. Не наездишься ведь за каждым разом в тайгу, за тридцать верст почитай, да и не безопасно; выследить могут. Дорога шла в ночь, мимо топких Яшинских болот. Тропы были узкие, почти непреодолимые для упряжки из двух лошадей. Пришлось тянуть поклажу одной лошадью, поочередно меняя их. Ближе к утру, когда уже светало, топь стала просматриваться лучше; заговорила растревоженная, болотным газом, прелью травы пахнуло. Подвода, то и дело вязла, прорезая острыми ободьями колес, скользкую, мякоть почвы.

Петр, тогда, решил не пытать судьбу. Остановил подводу; чего лошадей в прорву толкать, неизвестно что марь таит. Может и непреодолимая вовсе для тяжелой поклажи. Одному куда проще меж кочек продираться, нежели с подводой. Хотя Терентий упорно уверял, что двигались правильно, да и с лошадью он здесь не раз хаживал. Все сходилось. Однако внук решил иначе; велел Терентию еще раз проверить дорогу, сам же принялся перепрягать уставшую лошадь. Терентий послушно двинулся вперед, громко чавкая промокшей кирзой сапог.

Болото, то утихало, таясь и крадучись опутывая путников тревогой предстоящего перехода, то недовольно бурлило и предостерегало, заходясь вонючими пузырями, изрыгая их из бездонных, неведомых и пугающих недр. Приходилось невольно прислушиваться к тишине таинственного, мертвого леса и к неровному дыханию ворчливой топи.

Прошло какое-то время… Петра неожиданно испугали тревожные крики о помощи; Терентий вопил на всю тайгу, словно бы встретил медведя. Провалившись в липкую, грязную топь, он изо всех сил пытался высвободиться. Однако его нестерпимая суета, только вредила и он быстро погружался в глубь. Когда Петр подоспел, болото ухватило его уже крепко. Поначалу рванулся помочь и вызволить из беды Терентия. Но у самой кромки топкого, гиблого места, вдруг остановился, не мог понять самого себя; что-то неведомое, тайное, словно сила какая, не давала ему сделать это, отталкивая от вонючей топи. Возникла коварная, навязчивая мысль: «Не нужно, зачем тебе? Судьбе так угодно… Оставь все как есть – не ходи, не надо, не помогай, тебе же все достанется. И нет хлопот…» – словно твердил ему голос черного, неживого леса. И он остановился, тупо уставившись на взывавшего о помощи Терентия.