Евгений Пышкин - Разбудить цербера

…

Финансист не ведал об истинном отношении господина Санчеса к нему. Странно то, что прагматик Морган и не предполагал сего. Только смутные догадки тревожили ум, но он отбросил их. «Ибо, что есть пренебрежительный взгляд Санчеса в сравнении с будущими перспективами? Важнее первым вступить в бой, поставив все на карту, и выиграть первый кон. Психологический момент. Важно завладеть инициативой», – наверно так подумал Морган, когда добрался до вокзала и сел в скоростной поезд.

Цепкий взгляд финансиста заметил Анри Фарме, который исчез в дверях соседнего вагона. Знаменитый философ нырнул по проходу к забронированному месту и расположился у окна. Напротив сидел молодой мужчина.

Он явно проявил интерес к господину Фарме, время от времени бросая любопытные взгляды на французского мыслителя.

– Простите, вы господин Фарме? Анри Фарме?

– Да. А почему сомнения?

– Да нет, скорее жест вежливости. Не хочу тревожить вас. Думаю, вам надоели постоянные узнавания.

– Отчасти да, но все зависит от собеседника, молодой человек.

– Понимаю. Вы были на Конгрессе?

– Да.

– А ведь можно посмотреть его и on line?

– Безусловно, но согласитесь вживую лучше? Картинка не передает атмосферы, делая лишь бездушный слепок с реальности. Быть внутри действа куда приятнее.

– Я понимаю, вы приехали из-за Габриеля Санчеса, вашего ученика.

– О, это приевшаяся байка, – и Фарме рассмеялся. Ему понравился молодой человек. – Поверьте, только при поверхностном взгляде создается такое впечатление, а если узреть детали, то сами нонимаете.

– Да, пожалуй. Вы правы. Есть между вами и господином Санчесом различия.

– Думаю, он пойдет далеко. У него своя дорога, а у меня – своя. Возможно, мы идейно сейчас вместе, и так кажется многим, но минет время, и все переменится, поверьте. Так что на Конгресс я прибыл, считайте, из любопытства, а вот вы… Простите, так и не спросил вашего имени.

– Йозеф.

– Так вот, Йозеф, как вы здесь оказались?

– Я из Германии, а оказался здесь из-за своего хобби. Занимаюсь расследованием.

– Очень интересно. А именно?

– Восстанавливаю некоторые периоды жизни Христа. Это увлекательно. Похоже на детектив. И в этом виноват господин Санчес и его произведение. Когда впервые прочел захватывающий сюжет о противостоянии Иуды и Спасителя, я и не заметил, как погрузился в поиски информации о назарянине. Кроме того, дело это новое, ведь специальность у меня техническая и до выхода «Последних дней Христа» особо и не вникал в историю религий. Да и вообще, к религии был равнодушен. А тут такое поле для деятельности открылось. Как говорит пословица: «у каждого свои крысы на чердаке живут». Вот и прибыл на Конгресс, чтоб воочию увидеть автора.

– И как впечатления?

– Пожалуй, он – психократ.

– Простите, что?

– Ну, раньше о таких людях говорили – человек с харизмой. Если отбросить общие слова, что произнес господин Санчес на заседании, согласитесь, он может подчинять чужую волю. Причем, так незаметно, играючи, исподволь. Ты легко подпадаешь под обаяние его личности, и трудно понять, твои симпатии это результат самостоятельного выбора или навязанного мнения?

– Да. Не удивлюсь, что на будущем Конгрессе в Токио его изберут в председатели.

– И здесь кроется опасность.

– Для кого?

– Для всего человечества.

– Право, Йозеф, я не считаю себя глупым человеком, но все ж не говорите загадками.

– Все просто. «Открытый путь». Это книга о всемирном благоденствии, так? Но в конце этого пути человечество ждет тьма.

– Я понимаю, вы аллегорически? Да?

– Нет, нет, нет, – горячо запротестовал Йозеф.

Господин Фарме ненадолго замолчал, обдумывая сказанное попутчиком, но не смог извлечь рационального зерна. Для него оказалось все туманным и надуманным, пожалуй, игрой со смыслами и метафорами.

– Понимаете, Йозеф, я человек, который не верит в мистику.

– Тут ее и вовсе нет. Здесь элементарный закон: благими начинаниями выложена дорога в ад. Знаете, в девятнадцатом веке человечество тоже не думало о своей гибели. Ну, если и были осторожные мысли, то они рождались в умах одиноких мыслителей, видящих опасность пути. Те мыслители не были против научно-технического прогресса, но и не хотели восторгаться могуществом человека без оглядки на этику. Банально звучит, но ученый несет ответственность за жизни людей, ведь он, человек от науки, приносит в мир плоды, а в них спят семена, из которых могут вырасти опасные идеи. Я принадлежу к технической интеллигенции, и, может, странно звучит это в моих устах, но все же… Минувшие столетия я привел для примера. Хочу сказать, что никто не знает, как будет осуществлена доктрина Открытого Пути, какими средствами, если, конечно, господин Санчес вознамерится воплотить ее в жизнь. Человечеству удалось не погибнуть в двадцатом веке. Оно выжило в двух мировых войнах, удалось избежать третьей войны.

– Извините, что перебиваю. Ваша мысль понятна. Безусловно, вы, как и многие люди, боитесь повторения кровавого опыта. Это закономерно. Но, кажется, вы сгущаете краски. Неужели третья мировая войнапо-вашему замаячила на горизонте?

– Господин Санчес не допустит войны, – и слова почему-то прозвучали с грустью. – Ни мировой, ни локальной. Но есть более страшные вещи, чем самые кровопролитные и опустошающие войны. Физическое истребление? Да, это опасно, но опаснее духовное уничтожение, и вот оно мне и видится в перспективе.

– Непонятно одно, откуда вы извлекаете такие мысли?

– Из «Открытого пути».

– Удивительно.

– А вы перечитайте книгу внимательней, когда вернетесь домой.

Фарме вернулся домой, прошел в кабинет и, удобней устроившись в кресле, погрузился в размышления. Он скользнул не без иронии по поверхности диалога с Йозефом, припоминая каждую фразу, каждое слово, воскрешая интонацию. Голос собеседника в воспоминаниях звучал тревожно. Да, Анри ощутил инфернальный страх, которым была пропитана речь попутчика, но в который Фарме не верил. Не верил французский философ и в темные силы, и в мистику, и в существование потустороннего мира. Есть лишь безотчетный ужас, расшатывающий человеческую психику так, что мерещатся монстры и их унылые личины, парализующие здравомыслие.

Фарме потянулся к старенькому мобильному телефону, лежащему на столе. Он вспомнил, в конце беседы Йозеф назвал свой номер. Они договорились созвониться и встретиться. Анри внес номер в записную книжку устройства: Мозес, Йозеф и ряд цифр. Хотел позвонить, но передумал, не стал тревожить Йозефа, решив, пусть поулягутся страсти, да и мысли Фарме сейчас блуждали вокруг «Открытого пути», и рука машинально взяла ту книгу. Она лежала на столе. Анри часто ее перечитывал.