Роман Сидоркин - Твари Распада

Происходящее очень нервировало, но в то же время я ощущал радость. Мне было весело! В крови бурлил адреналин, хотелось прыгать и беситься. Теперь можно действовать на полную, никаких полутонов. Не нужно притворяться и сдерживать себя. Цель одна – выживание, а все решения, способствующие её достижению, исходят только от меня.

Раздумывая о будущем, я неизменно натыкался на мысль о человеческой популяции. Что будет с людьми и каков будет облик человечества в будущем? Что если никто не выживет? Что будет, если каким-то чудом уцелевшие люди, не смогут организовать хоть сколько-нибудь приемлемое общество? Кто будет приглядывать за ними? Эти вопросы метались, перебивая мысли о насущном – о том, как выживать.

В это же время я осознал, что моё первоклассное философское образование – это то, что даёт мне право и инструменты для постройки нового: правильного и справедливого общества.

Шатающихся за окном покойников становилось всё больше. Видимо легко доступной пищи не осталось – большинство нерасторопных горожан, ну или таких, как я, которые долго не могли поверить в происходящее, уже бродило по городу с вываленными наружу внутренностями.

Природа произошедшего была совершенно не ясна: был это какой-то вирус, передаваемый через укус, или библейский апокалипсис, предсказавший воскрешение мёртвых, я не знаю. Большинство бродящих по улицам мертвецов не имело внутренностей, чтобы переваривать пожираемое: они просто заполняли свою утробу человеческим мясом, которое вываливалось через дыры в животе или скапливалось в нефункционирующем желудке. Но одно было очевидно: нужно избегать контакта с их зубами.

Я постарался переключиться на насущное – проблему собственного выживания. Отправной точкой стали ограниченное пространство городских улиц и гигантская масса человеческого материала для создания разлагающихся безумных существ. Из города надо убираться.

Простому городскому жителю выжить в условиях дикости крайне сложно, а в городе ещё оставались точки с продовольствием и питьевой водой, но они бессмысленны, если не можешь выйти на улицу. Электричество и вода перестали поступать на четвёртый день, так что последняя радость – горячий чай был теперь недоступен. Экран смартфона догорел последние секунды и потух, теперь не было даже гипотетической возможности созвониться со знакомыми сокурсниками.

Нужно было думать быстрее.

В то время помимо светящихся кирпичиков смартфонов у нас были иные аппараты для мгновенной передачи информации на огромные расстояния, через них правительство оповещало население об опасных ситуациях. В обстоятельствах вроде этих, хотя я сомневаюсь, что нашествие мертвецов учитывалось при планировании спасательных операций, в дело должны были вступать сразу несколько правительственных организаций, которые помогали гражданам. Но, как я написал, света не было, вся электротехника была выключена, и старые громкоговорители на улицах, если они где-то остались, хранили молчание.

Как-то раз ночью я услышал отдалённые звуки, похожие на искажённый аппаратурой голос и вроде бы даже стрельбу, но они быстро стихли.

Было ощущение, что я остался один.

По ночам я прислушивался к тяжёлой тишине на лестничной площадке. Я присаживался на тумбу, которая на всякий случай подпирала стальную дверь в квартиру, сгибался в поясе и прикладывал ухо к замочной скважине. Одновременные желание и страх услышать чьи-то шаги – вещи, которые могут спровоцировать пограничное расстройство личности. Думаю, я с рождения был склонен к расслоению психики, удивительно, как мне удалось сохранить достаточно самоконтроля, чтобы описывать всё это.

На шестой день я понял, что не могу больше сидеть. Это было сродни птичьему зову при наступлении сезона отлёта: нужно выдвигаться. Как любое чувство, это вызвало во мне поднимающее на ноги беспокойство и раздражающую тревогу, которая, я по опыту знал, никак не уймётся, пока я не обнаружу её причин.

Я сел на кухне, в полузадушенном сумраке задёрнутой шторы. Иногда выглядывал за неё, чтобы убедиться, что кошмар не кончился. Табуретка скрипнула ножками о плитку, я выругался от испуга. Взглянул за штору. На меня смотрело несколько мутных мёртвых глаз в паре метров от входа в парадную. Я задёрнул штору.

Нервозность была такой силы, что я дал себе несколько пощёчин – никак не получалось сосредоточиться.

«Думай, бестолковая голова!»

Первое. В квартире банально заканчивались припасы. У меня всегда хранилось несколько канистр на случай отключения воды, одна из них была прикончена. Вся скоропортящаяся еда тоже ушла в расход, оставались только крупы, но без горячей воды они прикончат меня, превратившись в кирпич у меня в кишках.

Второе. Я мог бы попробовать добраться до супермаркета, который был внизу в соседнем доме, но мёртвых стало слишком много. Я даже не был уверен, что увидевшие меня носители белёсых глаз прямо в эту секунду не ломятся в дверь парадной. К тому же, туда уже наверняка наведались другие выжившие.

Третье. У меня не было оружия. Опасность в городе может исходить и сверху, и снизу, в каждой канаве, за каждым поворотом, за каждой дверью. Город – трёхмерное пространство в отличие от диких мест. И здесь выше риск стать жертвой бандитов, которые со временем начнут планомерно зачищать дома, забирая всё, что можно съесть и как-то использовать.

И четвёртое: не было связи с окружающим миром. Сколько бы я тут просидел даже с припасами и оружием? Рано или поздно даже самый большой запас иссякнет.

Нервяк отпустил. Я решил покинуть город, как только представится подходящий момент.

Но предстояло ещё кое-что найти и захватить оттуда.

Мой нафаршированный книгами и лекциями мозг – вещь очень специфическая. Сколько угодно размышлять об идеальном устройстве общества, как любой русский человек – это пожалуйста, а вот в вопросах реальных дел он включается только при непосредственном столкновении с проблемой. То есть нужно, чтобы на меня неслась толпа мертвяков, чтобы я начал думать, как уйти от них.

Чтобы проверить обстановку на улице, а заодно лучше понять повадки восставших, я вышел. И через три секунды вошёл. Глупая была затея.

Из наблюдений за ними через окно я понял, что они могут действовать как поодиночке, так и группами, правда был неясен способ взаимодействия. По правде сказать, их поведение даже в группах, не выглядело как совместные действия – их «коллективность» была чисто внешней, следствием физической близости тел, занятых охотой. Когда я бросил ложку из окна, они среагировали лишь поворотом головы, значит они видят и определяют съедобность раздражителя. Но они не делились информацией друг с другом – просто каждый услышал звук и повернул голову. Несколько раз я наблюдал их погоню за человеком. Поведение во время «охоты» подтвердило мои первоначальные наблюдения: это не было охотой с разделением ролей – в толпе мёртвых каждый стремился лишь достичь зубами плоти. Они могли наваливаться друг на друга и наступать на себе подобных. Единственная причина, по которой со стороны они выглядели одной стаей – это то, что каждый воспринимал другого как твёрдое препятствие, тело, занимающее какое-то место в пространстве и чисто механически старался не столкнуться с ним как с фонарным столбом.