Норман Райт - Чучело

– Высказывать свои мысли вслух, порою может быть очень опасным, – сказала Нелли. – Это грозит карцером и ударами плеткой. А может и чем пострашнее.

– Кстати, – вспомнила Аманда. – А где Винсент? Дороти, ты как-то с ним разговаривала. Куда он подевался?

– Я не знаю, – ответила Дороти Тафт. – После того как он появился весь в синяках, я больше его не видела. Вот уж месяц как. Может он в лазарете?

– В лазарете с синяками не лежат, – покачала головой Нелли. – А вдруг его усыновили ?

– Не говори ерунды! – обозлилась Дороти и отвернулась.

– Я лишь предполагаю.

– А что плохого в усыновлении ? – удивилась я. – Разве это плохо? Мне кажется, это очень даже хорошо, когда ребенок живет в семье.

– Только вот это совсем не правда! – произнесла Дороти. – Вряд ли мистер Данкан отдает детей в семьи. Скорее всего, он просто скрывает, что здесь могут побить до самой смерти. В это мне верится больше.

– Неужели так можно обращаться с детьми? – ужаснулась я.

– С сиротами – можно, – ответила Нелли. – Мистер Генри Данкан – директор, рассказывал нам, что исчезнувшие дети отправились туда, где всегда тепло и где фрукты растут прямо на деревьях. Но мне что-то слабо в это верится. Думаю, эти дети уже умерли.

Умерли?!

– Палма как то рассказала, – вспомнила Нелли, – что подслушала разговор людей в белых халатах.

– А кто они, эти люди в белых халатах?

– Никто не знает, – уныло ответила Нелли. – Палма рассказала, что однажды ночью, эти люди забрали Беверли, а когда вернули, через несколько часов, она уже ничего не помнила. Палма говорит, что люди в белых халатах, вырезали ей часть мозга.

– Но зачем? – Я вспомнила миссис Гухтер. В ее зловещем молчании была виновата лоботомия. – Кому нужен мозг несчастной девочки?

Тогда Нелли рассказала, что здесь происходят странные вещи и если кто-то из детей начинает догадываться о них, к нему приходят люди в белых халатах и отнимают у него воспоминания. Если ребенок начинает видеть больше, чем это положено, за ним приходят люди в белых халатах и после, этот ребенок уже становится совсем другими. Он ничего не помнит. Он странно разговаривает.

– После этого, – добавила Нелли, – ребенок напоминает чучело. Мы так их и называем.

Я некоторое время молчала, но затем с моих губ невольно слетело слово:

– Чучело .

Аманда тем временем подошла к окну. Она достала из кармана пижамы маленькую книжицу, открыла ее на случайной странице и начала читать, бесшумно шевеля губами.

Нелли поймав мой заинтересованный взгляд, объяснила, что Аманда всюду носит с собой молитвослов и читает его, когда ей становится страшно или просто от нечего делать. Я склонна думать, что в данный момент открыть молитвослов, Аманду все же побудил страх, ведь всем в этой комнате, было не по себе обсуждать бесследно пропавших детей и их вырезанные мозги.

– А многих уже усыновили или удочерили ? – спросила я.

– Многих, – рассказала Нелли. – Еще вчера, на твоем месте спала Глория, а сейчас спишь ты. Советую хорошо работать, чтобы не удочерили .

Я молчала. Это из-за слов Нелли. Они угнетали меня, ведь я совсем ничего не умею делать. Временами, я помогала маме по дому. Я стирала и шила. Готовила для мамы и папы еду.

– Кем здесь работают дети? – спросила я.

– Кто-то работает в швейном цеху. – Нелли поочередно загибала пальцы. – Кто-то в прачке. Кто-то на кухне. Я советую тебе попроситься на кухню или в прачку.

– Там все занято, – сказала Берта.

– Тогда остается швейный цех, – пожала плечами Нелли. – Аманда работает в цеху, и Тори тоже там работает. А, и еще Эванз.

– Ты не переживай, – сказала мне Тори Грехэм. – Цех конечно не лучшее место, но зато там не так сыро как в прачке и не так воняет тухлятиной как на кухне.

– И ничего на кухне не воняет, – поспорила Берта. Она работала на кухне уже два года и привыкла к запаху гнилых овощей, несвежего мяса и тухлой рыбы. Именно этим пахла каждый вечер девочка по возвращению с работы. – Врешь ты все!

– Воняет, воняет, – вставила Дороти, привыкшая к запахам порошков, отбеливателей и хлорки. Она днями напролет сдирала ладони до крови в прачечной. – Аж за версту чувствуется.

– Зато нами не командует выживший из ума военный. – Берта поставила точку в споре.

Тори хотела возразить, но Эванз вдруг залилась кашлем, и мы едва не подпрыгнули от испуга.

– Ладно, девочки, – сказала Нелли, громко спрыгивая с моей койки, – давайте спать. Завтра на работу. Очень приятно было с тобой познакомиться, Гвен.

– Мне тоже, девочки.

– Спокойной всем ночи, – пожелала Тори и улыбнулась мне. – Очень рада знакомству, Гвен.

– Спасибо, Тори, – ответила я. – Мне тоже очень приятно. Спокойной ночи.

Все разошлись по своим кроватям.

Теперь это не были тени, пляшущие вокруг меня. Тени проявились, обрели облик и черты характера. Тени обернулись в девочек, таких же, как я, осиротевших и никому кроме работного дома, больше не нужных.

Я отвернулась к стене и спокойно уснула. Мне больше ничего не снилось.

Наутро, всех нас разбудил громкий, как вой сирены, женский голос.

Я открыла глаза и увидела темный потолок, с обвалившейся штукатуркой и вдруг вспомнила, где нахожусь. Несколько часов моего сна, пролетели как несколько минут.

Голос принадлежал надзирательнице, миссис Лафайет. Именно эта женщина, вчера привела меня в крыло девочек, она указала, где мне теперь спать, она – невидимая нить, связывающая меня с отцом. Так же как и та надзирательница с волосатой физиономией.

– Встаем! – кричала надзирательница. – Живо! Поднимайтесь, дармоедки! Не время спать, когда государство переживает сложное время! Кто дольше всех спит, тот отправляется, куда?

– В карцер, миссис Лафайет, – ответили хором девочки.

– Правильно!

Карцер. Опять этот карцер.

Я выбралась из постели и начала в спешке застилать ее. Так делали все девочки моей спальни. Они знали, что грозит за медлительность. И за лишние разговоры. Мне так же нужно было об этом знать и всегда помнить.

Вскоре, под руководством надзирательницы, мы отправились умываться.

В умывальной было шумно и сыро. Все толкались, потому что спешили на завтрак, а как я вскоре поняла, опоздавшие его лишались. Скорее всего, из-за тяжелого времени, о котором за последние несколько дней, я слышала как никогда часто.

Зеркало над умывальником было грязным. Я протерла зеркало рукой, и мне вдруг стало больно от застывшей в нем девочки, с темными кругами под глазами и короткими, наспех остриженными волосами, которые я когда-то так сильно любила.

Я прикоснулась ладонью к своим щекам. Они впали! Мне довелось провести в работном доме менее суток, а худоба Аманды, уже не казалась мне столь ужасной. Мое отражение было похоже на отражение мертвой девочки. Девочки, которая умерла несколько дней назад, но вдруг оказалась среди живых! Только вот ее уже никто здесь не ждал.