Райан Роуз - Ритуал

Внезапно он ощутил тревогу. Она настолько сильна, что заставляет поднять отяжелевшие веки и мучительно медленно осмотреться. Затуманенный болью взор останавливается, а прерывистое, еле слышное дыхание замирает. Все прекращает существовать. Больше ничего нет, кроме… кроме нее. Он видит, как она падает на колени, как по ее щекам катятся слезы. В ужасе она закрывает себе рот ладонью. Другая рука сжимает ткань черного платья на груди. Он знает, что там зарождается мучительная боль. Он знает, что она чувствует его уход. Великая, как же он ее любит… и как сожалеет, что ей приходится проходить через это. Он старается запомнить ее образ. Образ той, что дала жизнь, видела и была рядом в его впервые минуты, а теперь наблюдает его последние секунды. И в этот самый момент ему становится еще страшнее, но не за себя… за нее. Он прилагает еще немного усилий и, зная, что она услышит, произносит в последний раз… Со страхом в голосе… С мольбой… Путанно… Невнятно… Он просит ее бежать… Пожалуйста, пусть только она его послушает… Пусть она живет… несмотря ни на что… Главное, пусть живет…

И только после того, как увидел ее удаляющуюся спину, он позволил себе закрыть глаза, радуясь, что она поняла, и, тревожась, что ее заметили они.

Внезапно он чувствует бережное прикосновение прохладной руки, а ласковый голос шепчет успокаивающие слова. Он знает… Знает, что, если она спасется, они встретятся. Отец рассказывал, что те, кого забирают раньше положенного и кто еще не выполнил свою задачу, с которой приходит в этот мир, возвращаются… Всегда возвращались…

– За ней! – крикнул Барнел, стряхивая кровь с рук, но малыш этого уже не слышал. – Она приведет нас к деревне!

Все ринулись за убегающей женщиной, совершенно забывая то, чем только что занимались. Просто выбросили из головы, словно мусор, но на самом деле для них этот ребенок был именно мусором. Неразумным существом, которое по досадной ошибке отдаленно похоже на человека. Люди уже скрылись из виду, их шагов не слышно, и кажется, будто ничего и вовсе не происходило, но… Единственное, что напоминало о совершившейся недавно здесь жестокости, – это тело маленького мальчика, который поплатился за то, чего даже не совершал.

Многоликая все еще находится рядом, но теперь она присела возле ребенка. Не просто «тела», а ребенка. Назвать его иначе – значит обезличить, сделать таким же, как и все остальные, но он особенный. Она гладит его по черноволосой макушке. Очерчивает кончиками пальцев овал лица. Ласково пробегает по закрытым глазам, на которых еще блестят слезы… Он больше их не откроет. Не сможет увидеть мир. Не сможет увидеть дорогих и любимых людей. Она кладет руку на сердце, что больше не бьется в груди. Сердце, которое до самого конца переполняла любовь ко всему. Этот прекрасный малыш, вобравший в себя самое лучшее, так скоро прекратил свой путь. Он заслуживал гораздо большего, но в последний миг познал ужас, боль, отчаяние… Но даже тогда в его сердце, во всей его сущности нашлось место страху за дорогого человека. Бояться за кого-то в то время, когда вот-вот сам прекратишь существование, очень сложно, но он чувствовал именно это. Страдал сам, а опасался за другого.

Под своей ладонью Многоликая чувствует зарождающееся тепло. Поднимая руку, следом она тянет яркий золотой огонек души. Тот не сопротивляется, не убегает, как делали многие. Он ластится к ее ладони. Не старается обжечь, а греет. Все, что делал носитель этого огонька при жизни, полностью отражается в его душе. Душе, которая покинула свое тело в столь юном возрасте, познав такую невероятную жестокость. Богиня заключает этот теплый сгусток в чашу ладоней, словно обнимая, и ей кажется, что сияние становится ярче, выражая радость. Улыбнувшись этой легкости, она еще раз внимательно осматривает душу, а после прикасается губами, даря свою метку. Слишком рано… Слишком жестоко… Несправедливо… Но в ее силах сделать небольшой подарок этой душе. Маленькое чудо. Она уверена, что приняла правильное решение.

Сотворив желаемое, она подносит ладони к груди, туда, где у живых бьется сердце. Там душа обретет покой и будет ждать своего часа. Она не попадет в Круг Перерождения, ее ждет иной путь.

Все только начинается. Этот малыш – лишь первая нота в мелодии скорби, которую играет судьба. Больше нельзя оставаться на месте. Сегодня будет слишком много потерь. Она увидит столько смертей, сколько давно не видела. И в пору бы радоваться, ведь в сборе душ и состоит ее предназначение, но… Всегда так больно, когда видишь гибель любимых детей и ничего не можешь с этим поделать…

– Давай, миленький, иди ко мне, – воркует молодой мужчина, осторожно протягивая руку к бутону цветка, из которого вот уже сейчас должно выпасть долгожданное семечко. – Давай, малыш, порадуй меня.

– Кинто! Чего ты там так долго? – кричат из-за спины.

От резкого шума цветок слегка вздрагивает и резко закрывает свои бутоны, отворачиваясь в противоположную сторону от Темного. Соседние растения последовали примеру своего собрата. Теперь ничто не заставит их изменить решение и вновь открыться.

– Сэ-э-о! – зарычал в ответ мужчина, мгновенно разворачиваясь к позвавшему его. – Ты хоть понимаешь?.. Понимаешь, что сейчас сделал?! Этот росток я подпитывал своей магией битых полчаса! Мне таких трудов стоило с ним договориться хоть на одно семечко! Как ты мог загубить все!

– Ну, прости, Кинто, – Темный поднимает руки и отступает на шаг.

– Прости? Прости?! Да зачем ты вообще подошел ко мне?! – возмущения в голосе было больше, чем злости.

– Да ладно тебе, – старается он сгладить ситуацию. – Найдешь еще.

– Где была твоя пустая голова, когда старшие объясняли, что травников нельзя отвлекать? Ты напугал все растения на этой поляне, бестолковый! Эдиты такие редкие и привередливые. Уже счастье, что я смог найти один. Между прочим, это твоя Тая попросила их!

– Она же не срочно…

– Я уже месяц как пытаюсь! – возразил Кинто. – Терпеть не могу заставлять кого-то ждать!

– Я уверен, что ты сможешь найти еще. Мавти и сорк тоже редкие. Некоторые травники их годами ищут, а тебе удалось за три месяца, – заискивающий тон.

– Лесть не поможет тебе добиться моего прощения, – эту фразу Кинто произносит с каменным лицом.

– Попытаться-то стоило, – пожимает мужчина плечами. – Пойдем к остальным. Здесь мы закончили и хотим пойти дальше.

– Они сильно пострадали?

– У лисицы была гнойная рана на боку, а у ее пары раздроблена кость. Бедняга несколько дней ходил с капканом на лапе и ждал нас. Еле разжали. Теперь одаренные Искрой помогают ему.

– Как же он ушел от людей?

– Железяка, хотя и давно проржавела, но сработала исправно. Кажется, люди уже и забыли, что поставили ее.