Константин Подборнов - Восставший

Даже часов, которые бы раздражающе тикали и напоминали о том, сколько секунд оставалось до возможности выйти наружу ни у кого не было. Антон даже смог соскучиться по этому звуку, который обычно днем клонит человека в сон, а ночью мешает спать. Виктор же в этот момент безмолвно сверлил взглядом потолок, задумавшись о ведомых только ему проблемах. Его вполне устраивало данное времяпровождение. Наверное, это черта всех бессмертных – уметь безмятежно мотать время, ведь его у тебя бесконечное количество. Антон же еще не привык к столь пустому и скучному занятию, поэтому не мог найти себе место и ходил взад-вперед.

Он прокручивал последние дни в своей жизни пытаясь вспомнить все детали, но ничего кроме последних вспышек во время аварии он не мог вытянуть из своей головы. Зато мысли сторожа, напротив, не давали ему покоя крутясь в голове периодически становясь настоящей проблемой для него.

Местами он путался где его воспоминания, а где воспоминания сторожа. Антон потратил весь день пытаясь систематизировать и упорядочить их, чтобы не сойти с ума. Он решил относить к воспоминаниям сторожа все, где его не называют по имени. Конечно, весьма вероятно, что при таком подходе многие и многие воспоминания по ошибке будут отнесены к чужим, но в данном случае это единственный способ определить какие являются твоими точно. Странное дело – пытаться понять твои ли воспоминания у тебя в голове. А если они не твои, то что тогда? Пытаясь ответить себе на этот вопрос Антон не заметил, как солнце ушло за горизонт.

Виктор поднялся с картонки и направился в сторону выхода.

–Ну, удачи. Она-то тебе точно нужна. – произнес он насмешливо

– Постой! Я еще ничего толком то и не знаю! Куда мне идти?

–Тогда последний тебе мой совет. Если тебе нужна няня, то найди общество паука, или какую еще секту. В крайнем случае можешь зайти ко мне на Теплотех, но не думай, что твоей няней буду я.

–Я понял.

–А и еще кое-что…

Виктор принялся рыскать по карманам долго водя руками по куртке, пока не нащупал маленький кирпичик в левой складке бокового кармана. Он протянул Антону руку, в ней был старый кнопочный телефон с пятнами крови.

–Вот, держи. Я собирался сдать его в ломбард, но кровь слишком глубоко въелась в кнопки. Да и лицо у меня нереспектабельное. Тебе всяко-разно пригодится больше, чем мне.

–Спасибо.

–Вроде все. Ну, теперь точно удачи. Пока.

Виктор с озорством направился в сторону улицы, необычно для себя, по крайней мере для на взгляд Антона, словно его что-то резко обрадовало. Антон медленно начал собираться с мыслями куда ему отправиться теперь, однако его подогнал голос снаружи.

–Чтобы, когда я вернусь, тебя не было в моем переходе.

Антон поспешил уйти.

Улицы города проносились стремительным потоком сливаясь в яркое пропитанное неоном пятно. Автобус №20 вез Антона к домой. Взгляд его как обычно цеплялся за яркие вывески магазинов на являющихся памятником ушедшей советской эпохи домах, смешивающихся в некую контрастную и непритязательную композицию с современным жильем для малообеспеченных граждан. Теперь эти дома напоминали ему его самого. Он, как и те ''Сталинки'' и "Хрущевки", что проносились мимо него в окне – всего лишь малозаметное простому глазу обывателя полуживое напоминание об ушедшем времени, с той лишь разницей, что дома относят нас к уже почти забытому времени, а Антон, это памятник недавней, почти что вчерашней истории. Также Антон всматривался в прохожих любящих выходить на вечернюю прогулку после жаркого летнего дня, который он теперь уже никогда не застанет, и наконец, сам автобус привлекал его внимание и наводил на глубокие размышления.

Что-то определенно привлекало его в атмосфере полупустого рейсового автобуса. Моргание лампы в салоне; негромко воющий звук работающего старого двигателя; обшарпанные кожаные сидения; сонные пассажиры, желающие поскорее попасть домой – все это давало ему странное чувство комфорта и спокойствия, будто бы он сам является частью толпы обывателей не подозревающих, что рядом с ними может происходить нечто странное, и даже жуткое. Однако, все его иллюзии развеивались, как только он обращал внимание на едущих с ним попутчиков. Жизненные токи пронизывающие каждого вокруг отныне были доступны взору Антона. Он чувствовал сердцебиение каждого пассажира автобуса… каждого, кроме одного. И по мере того как он осознавал факт своей смерти, он понимал насколько же теперь он ото всех отличается. В особенности от старушки, что сидела напротив него. Принимая во внимание тот факт, что на вид она была далеко уже даже не бальзаковского возраста было удивительно видеть столь много жизни во взгляде обычного человека. С первого взгляда могло показаться, что перед тобой сидит отнюдь не пожилая дама, но юная дева. К сожалению, когда взгляд Антона оторвался от ее больших выразительных глаз, когда впечатление от ненавязчивой, и даже, в некотором роде, заразительной улыбки начало уходить – он начал замечать многочисленные шрамы, полученные в схватке со временем. Ее лицо было уже не так красиво, как в былые времена, хотя и местами сохранило прежние черты, а руки ужасно истончились и слегка покачивались из стороны в сторону, но все же не были совсем беспомощны, в отличие от ног, которым больше всех досталось от жизни. Видно было, что женщина стремительно теряет силы и приближается к закономерному концу своего существования, однако самой воли к жизни казалось ничто и никто не сможет у нее отнять. Было даже иронично, что Антон, преисполненный силами, большими чем у кого бы то ни было в округ, обладал куда меньшей этой-самой волей к жизни, чем у немощной и готовой вот-вот умереть старушки. Она неосознанно притягивала взгляд Антона заставляя того восхищаться собой, но вместе с тем наводя на него грусть от собственной ничтожности. Антон не был уверен нужно ли ему возвращаться к себе домой, будут ли рады его близкие встрече, или может лучше было послушаться совета Виктора и забыть про родных и друзей. Но размышлять об этом однако было уже поздно – автобус подъехал к остановке.

Каждый шаг в сторону дома давался Антону с трудом. Какая-то часть него все же осознавала всю странность ситуации, в которой он находился. С другой стороны, куда ему оставалось идти? Может быть слоняться ночными улицами в одиночестве? Или лучше закончить свое бесцельное существование этим же утром? От обоих возможных вариантов у Антона пробегала дрожь в коленях. Во всех окнах между делом давно погас свет. И даже в крайнем правом от входа окне шестого этажа. Это была его квартира. Боязливость и неуверенность, которую он испытывал внутри автобуса переросла в стойкое нежелание возвращаться домой. Голос разума проснувшийся внутри Антона всеми силами отговаривал его от этой идеи. "Думаешь, что все так спокойно воспримут твое возвращение после смерти?! Посмотри на себя, может быть это вовсе и не ты уже!" – думал он про себя. В своем выводе Антон не чувствовал печали, но был некоторой степени раздосадован пришедшим ему откровением. В конце концов он отгородит своих близких от страданий, или по крайней мере он был в этом уверен. Но от того, чтобы хотя бы в последний раз взглянуть на свою возлюбленную он не удержался.