Мария Фомальгаут - Филиант

Мне страшно. Я хочу позвонить – хоть кому-нибудь – летефон вырывается из рук, вспархивает куда-то в никуда, я пытаюсь угнаться за ним, не могу. Мне страшно – потому что война умерла, черт её дери, она умерла две тысячи лет назад, так какого же черта.

Мне страшно.

Я не умру, говорю я себе.

Я не умру.

Потому что я не умер тогда, две тысячи лет назад, я не умер, я выжил в этой кровавой бойне. Я выжил – потому что не бросился на защиту своего города, вот сейчас, вот сию минуту, я отступил, я бежал с поля боя, я не видел, как жгли дома и улицы столицы столиц – и остался жив. Я отступаю, я бегу прочь, перескакиваю через трупы мечей, копий, стрел, скачу с клетки на клетку, две вперед, одна вправо, две вправо, одну вперед, – прочь, прочь, в жухлое редколесье сентября…

…я вырываюсь из битвы – внезапно, стремительно, мои копыта бьются о мостовую мегаполиса, я оглядываюсь – слишком поздно, когда стремительный пальтомобиль уже сбивает меня – навзничь, насмерть, я даже не успеваю спохватиться, что моего летефона со мной нет…

– …что на этот раз?

– Немного…

– А подробнее?

– Вот… эта штука… летает и звенит, летает и звенит…

– Гхм… любопытно… может… это дверной колокольчик?

– Да нет, похоже, что-то посложнее…

– Или что-то вроде шарманки, которая играет незамысловатые мелодии…

– …и снова мимо… мне кажется, это что-то большее, но черт возьми, что…

…сжимаю арбалет – сильнее, сильнее, арбалет рвется с цепи, хлопает крыльями, заливается оглушительным лаем, готовый бросится на графина и растерзать его в кровавые клочья. Графин еще пытается сохранить остатки самообладания, но у него это получается плохо, очень плохо – я вижу, как он бледнеет в ожидании неминуемой смерти. Понимаю, что не могу застрелить его просто так, что я ждал этого момента годы и годы, что я должен сказать ему многое, очень многое, – это тебе за войну, это тебе за убитых коней, за застреленные мечи, за павшие копья, за сломанные судьбы, которые уже не склеить, за…

…за Аделаиду.

Почему-то все по ошибке считают, что это женщина, почему-то я никого не разубеждаю, хорошо, пусть будет женщина, вам так проще, и мне так проще, не придется ничего объяснять, что это был город, дивный город, столица столиц, имя которой переживет века. Она появилась давно, бесконечно давно – я читал упоминания о ней в рукописях десятитысячелетней давности, – где-то на востоке. Потом столица столиц расположилась на западных берегах Европы, пару раз её видели в Африке, потом она перекочевала в устья Амазонки пятьсот лет назад, и, наконец, сюда – где жесточайшая битва не пощадила её, как и многие, многие города…

Графин смотрит на меня – только мертвецкая бледность выдает его страх – сжимает в руках что-то тренькающее, крылатое, с причудливыми раструбами и цифрами, у графина много таких штучек, не пойми каких – наконец, кивает:

– Вы пришли убить меня.

Понимаю, что мне нечего ответить, и так все ясно.

– За войну.

Снова хочу ответить, снова не отвечаю, и так уже понятно все.

– За Аделаиду.

Ёкает сердце. Сжимаю поводок рычащего арбалета.

– Вы, наверное, думаете, что я выжил из ума…

Снова ничего не отвечаю, потому что что тут думать, так оно и есть.

– …устроить кровавую бойню, похоронить десятки столиц…

Молчу.

– …позвольте же объясниться… если вы будете так любезны уделить мне немного внимания…

Он не ждет, пока я отвечу, он продолжает – медленно, плавно, не спеша, в этом он весь, вот в этой неспешной плавности, текучий, обволакивающий…

– Вот скажите мне, друг мой…

…меня передергивает от этого – друг мой, – стараюсь не подать виду.

– …вот скажите мне, какие события люди помнят лучше всего?

– Ну… э…

– Ну, вот скажите, вы что лучше запомните, как вы покупали хлеб у пекаря или вот эту битву?

Молчу. И так все понятно, и так все само собой разумеется.

– Ну и вот… знаете вот это ощущение… когда что-то было много лет назад, а как будто вчера? И спохватываетесь – а что, а неужели двадцать лет прошло?

Знаю, говорю я себе. Знаю. Аделаида. Аделаида, которая была бесконечно давно – и в то же время как будто вчера, лабиринты улиц, заблудившихся в самих себе, дома, устроившиеся на ночлег, летящие над городом сказки…

Вчера.

Не далее, как вчера…

– Ну и вот, понимаете, через много веков люди вспомнят эту битву, вспомнят, как будто она была вчера, и как вы думаете… это просто иллюзия? Игра воображения? Обман психики? Или… что-то большее?

Пожимаю плечами, как это может быть что-то большее – на всякий случай настораживаюсь, мало ли…

– Вот я вижу ваши сомнения, вы мне не верите, думаете, это просто психология… я тоже так думал… гхм, до поры до времени… но знаете… что вы скажете об этом?

Графин показывает мне монету, блестящую, новую, подкупить меня хочет, что ли…

– Взгляните… на дату, на дату посмотрите…

Уважительно склоняюсь, монете почти триста лет…

– А выглядит как? – графин прищуривается.

– Гхм… как новая…

– Как… или новая?

– Ну, она не может быть но…

– …вы так думаете?

– Но как же…

– …а ведь я подобрал её там… в той битве… тогда…

Выцарапываю из памяти познания в истории, вроде бы…

– …битва при Ордене?

– Верно говорите…

– Бойня, в которой не было выживших…

– Ну, не совсем… – графин многозначительно смотрит на меня, догадываюсь:

– Вы…

– …мне повезло… хотя не знаю, что было бы лучше, пасть там или вспоминать это месиво крови день за днем, год за годом…

Догадываюсь.

Бью словами – хлестко, больно:

– Вы бежали с поля боя?

Кажется, побледнеть еще больше невозможно, тем не менее, у графина это получилось, ага…

– Вы… да как вы…

Посмеиваюсь. Графин смотрит на монету в своей руке, вспоминает что-то бесконечно далекое, что было как будто вчера…

– Монета… я взял её оттуда, с поля боя… до сих пор не могу поверить, что это было наяву, не то сон, не то воспоминание, такое яркое… монета в пыли поля, блестит золотом… до сих пор толком не верится, что она настоящая, что на самом деле у меня в руках… Что… не верите?

Презрительно фыркаю.

– Хотите покажу еще несколько вещиц из прошлого?

– Да хоть целый музей…

– Понятно… тогда позвольте показать вам одну штуку совсем из другого времени…

Он показывает на непонятное, крылатое, с раструбами и цифрами, сидящее в птичьей клетке. Настораживаюсь, уж не подсунули ли мне под шумок оружие – нет, не то, не похоже на оружие, слишком не похоже…

– Знаете, откуда это?

– Гхм… даже не могу представить.

Он показывает куда-то в никуда, как я понимаю, не вперед и не вверх, а…

– Можете взглянуть на дату изготовления… если, конечно, будете так любезны, придержите свой арбалет.