Расти Шеклфорд - Улица убитых

– Да? Ну, и черт с тобой. Оставайся. А лично я не собираюсь сегодня умирать.

Он направился к двери и протянул руку поржавевшей ручке. Бенджи выхватил пистолет.

– Ты тоже никуда не пойдешь.

Домингез застыл. Его взгляд падал попеременно то на ствол, то на человека, угрожавшего ему. Он поднял руки вверх и отошел от двери.

– Ладно. Не нервничай.

– Ты что-то знаешь.

– О чем?

– О взрыве.

Панчо облизал губы и вытер рот ладонью.

– Послушай меня, морячок. Я ничего не знаю о взрыве. Как и ты. Сейчас нам обоим угрожает опасность и нам нужно валить.

– Северин сказал, что меня могли использовать.

– И ты думаешь, я тебя использовал?

– Ты появился незадолго до взрыва, – сказал Бенджи. Ил и песок немного осели, вода стала немного прозрачнее и вылавливать нужные вопросы стало гораздо проще.

– По-твоему, это я убил всех этих людей? Ты не в своем уме, морячок, – крякнул Панчо, опустил руки и сделал шаг вперед. Бенджи схватил пистолет двумя руками. – Хорошо, хорошо. Допустим, это я заложил бомбу. Зачем мне тогда ты?

– Чтобы повесить все на меня. Террористы используют таких, как я в качестве смертников. Слышал?

– Да, но ты-то жив. Поэтому не верь всему, что говорят в новостях, – заревел Домингез. – Это ведь я вытащил тебя из толпы, помнишь? Ты жив только благодаря мне. Зачем мне спасать того, на кого бы я хотел повесить взрыв бомбы?

Звучало убедительно. Бенджи опустил пистолет. Не потому, что ответ удовлетворил его, а потому, что он оказался снова там, откуда начал. В мутных водах Великой Реки, на самом дне которой, словно выброшенный пистолет, покоилось и ржавело его сознание. Коррозия проникала внутрь, сковывая спусковой механизм, погружая личность Бенджи в забвение. Это ощущалось физически. И было похоже на действие транквилизатора, постепенно отключающего мозговые центры.

Бенджи замер на мгновение, обдумывая сказанное. Затем повернулся к окну, со злостью ударил ногой по креслу и выругался.

– Вот именно, – подытожил Домингез. – Северин знал, что ты отреагируешь именно таким образом и перестреляешь всех вокруг себя. Ты не представляешь, что это за человек. Его имя здесь не принято упоминать всуе. А теперь нам пора. Одевайся.

Бенджи тяжело выдохнул и кивнул. Он натянул старое пальто и последовал за Панчо на улицу. Вокруг было темно и тихо. Словно это место было оставлено людьми давным-давно. Снег усилился и падал на землю крупными хлопьями. Старый Паккард покрылся ровным белым слоем.

– Куда мы едем? – спросил Бенджи. В сущности, место назначения не играло абсолютно никакой роли. Он лишь хотел удостовериться, что у Панчо есть хоть какой-то план. В такие минуты нужна хоть какая-то определенность. Точнее, понимание того, что хотя бы один из них знает, что делать.

– Думаю, нужно начать сначала,– сказал Панчо Домингез. – С того, где ты оказался, когда появился здесь. Или с места, которое ты помнишь первым. Ты ведь что-то помнишь до Парада?

– Немного. Я помню женщину.

– Женщину? Уже неплохо. Симпатичную?

– Да, наверное.

– Значит, нам стоит поехать к ней и задать пару вопросов. Ты будешь хорошим полицейским, а я плохим, – Панчо нажал на металлическую кнопку и дверь автомобиля со скрипом открылась. Бенджи посмотрел в черное небо Улицы Убитых. Звезды померкли. Где-то на севере виднелся край одной из желтых лун.

НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ЭТО ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ…

Снова эхом прокатился голос ведущей. А затем последовала вспышка. Взрыв, сотрясший вековую тишину Герника-Лумо. От него содрогнулось все сущее и исчезло, оставив после себя белую горизонтальную полоску на черном экране. Этим взрывом был голос. Он не принадлежал ни Панчо, ни Ведущей, ни самому Бенджи. Это был рычащий сдавленный стон, исторгнутый из самых недр всепоглощающей тьмы. Бенджи вздрогнул, когда он прозвучал:

– А можно я буду плохим полицейским?

4 глава

Дети чувствуют время по-другому. Не так как взрослые. Оно то замирает, обманом заставляя секундную стрелку пробегать один минутный круг снова и снова, то ускоряется до немыслимых пределов. Часы проносятся со скоростью света, а все живое за окном движется со скоростью вращения земли. Времена года сменяют друг друга за один короткий месяц, а движения небесных тел можно наблюдать так же легко, как движение самолета. Поэтому две недели, положенные в наказание за два погнутых гвоздя и несколько вмятин на дубовых досках, пролетели незаметно.

За время наказания мальчик и старик покрасили внешние стены дома (после чего и без того белый дом засиял необыкновенной белизной), перебрали хлам, скопившийся на чердаке и в подвале, и даже вычерпали остатки зацветшей воды из пересохшего колодца. Лебедки на нем не было. Приходилось раз за разом опускать цинковое ведро на металлической цепи вниз, на три метра в глубину, и в четыре руки тянуть наверх. Особенно тяжело дались последние разы, когда ведро лишь билось по дну, зачерпывая грязь и ил.

– Думаю, мы сделали все, что могли, – сказал Виктор, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. Он плюхнулся в бессилии на землю и улыбнулся. Мальчишка справлялся с отдышкой куда лучше. Он вытер лившийся со лба пот и упер тощие руки в бока. Стоял погожий ясный день. На небе не было ни облака. Майская теплая погода сменялась июньской жарой.

– Без лестницы тут не обойтись, – сказал Летун. – У вас есть что-нибудь подходящее?

– Ничего такого у меня нет, – Виктор посмотрел на колодец. – Я и подумать не мог, что этот колодец может когда-нибудь пересохнуть. Ключи в нем били настолько сильно, что вода иногда переливалась через край. Приходилось без остановки черпать ведрами и пить. Сколько же я тогда выпил, дай-ка вспомнить.

– Не думаю, что так было на самом деле. Колодцы не переливаются через край.

– Точно? – Виктор вопросительно изогнул густые брови.

– Совершенно точно.

– Уверен? – старик приложил ладонь ко лбу, спасая выгоревшие глаза от тени.

– Уверен, – безапелляционно ответил Летун. Для своего возраста он был очень рассудительным мальчиком. Обдурить такого может только профессионал и то лишь раз в году, подумал старик.

– Ну, тогда дай руку и помоги мне встать.

Мальчик отклонил тело назад, пытаясь поднять Виктора с земли. Тот подыграл, дав мальчишке поверить в свои сверхчеловеческие силы. Но и без всяких шуток Виктор заметил, что Летун был силен. Сравнивать было не с чем, но он думал, что ЕГО мальчик сильнее большинства мальчишек в округе (если не всех на свете). Вполне возможно, что это было так.

Их привязанность друг к другу росла день ото дня. Возвращаясь домой, Летун без конца рассказывал родителям о старике – Виктор то, Виктор сё – роняя зерна ревности в благодатную почву злопамятного женского характера, сам того не понимая.