Мика Варбулайнен - Старый камин. Мистические и загадочные истории

– Хорошо. Я тебе всё покажу. Только, что это изменит?

– Изменит, изменит, – несколько раз повторил Док. – Зная, что спровоцировало появление в тебе этих непонятных существ, мы определим, как с ними бороться. А я чую, что разгадка таится именно в содержимом твоего непонятного плода. Пойдём к тебе. Если ты, конечно, не возражаешь.

– Не возражаю, – отозвался Бот.

Банка со странным желе находилась на том же месте, где её оставил Бот после безумного рисования – на небольшом круглом столике, что стоял возле мольберта.

Непонятное вещество, казалось, жило какой-то загадочной, своей, одной ему ведомой, жизнью. Как и прежде, цвета перетекали из одного в другой, поражая причудливостью получающихся оттенков.

Док взял банку, открыл крышку, которой она была плотно завинчена, поднёс поближе к лицу и понюхал колыхающееся, студенистое вещество. Запах был едва уловимый – нежный, отдалённо напоминающий запах цветущего луга, где невозможно выделить отдельную нотку солирующего цветка. Это был букет волнующих запахов, будоражащих воображение.

Док закрыл глаза. Перед его взором поплыли причудливые картины. Он почувствовал, что всё больше и больше погружается в фантастический, нереальный мир. Мир полный гармонии и какого-то щемящего, притягательного ощущения счастья.

– Док! – услышал он сквозь обволакивающую его пелену нереальности, голос Бота. – Посмотри! Картина, которую я нарисовал, исчезла!

Док открыл глаза.

Холст, на котором несколько часов назад отразил всю свою буйную фантазию Бот, был чист и непорочен, как душа младенца.

Док поставил банку с желе на прежнее место и подошёл к холсту, возле которого стоял в растерянности Бот.

– Холст чист, – повторил Бот. – Я же точно помню, как рисовал на нём пейзаж, – Бот обернулся.

– А ты уверен, что действительно рисовал что-то? Может картина, которую ты, якобы, рисовал, была просто в твоём воображении? Может тебе просто казалось, что ты рисуешь?

– Да точно рисовал! – воскликнул Бот.

– А кисти где? – опять спросил Док. – Где кисти?

Кистей поблизости не было. Бот оглянулся по сторонам.

– Наверное, я их убрал на место, в коробку, – не очень уверенно проговорил Бот.

Он подошёл к коробке, в которой у него хранились все принадлежности необходимые для рисования, и открыл крышку. Кисти были на месте. Бот взял одну из них, повертел, потом провёл кончиком кисти себе по ладони. Кисть была абсолютно чистой и сухой.

– Надо же… Я совершенно не помню, как убрал кисти на место. Как мыл их, вытирал тряпкой. Не помню. Странно… – Задумчиво произнёс Бот.

– Так. Всё ясно! – воскликнул Док. – Ты ничего не рисовал! Это желе! Это оно пробудило в тебе образ картины. На самом деле ты её не рисовал! Так и есть! – уверенно восклицал Док. – Сколько времени ты возился с содержимым плода?

– Не знаю точно. Несколько часов. Возможно.

– Понятно. Я открыл банку всего на несколько секунд, а меня уже занесло невесть куда! Ещё чуть-чуть, и я бы тоже начал рисовать картину, – усмехнулся Док и посмотрел на Бота.

Бот стоял у окна и задумчиво смотрел куда-то вдаль…

Сдав бутылки, Гешка хотел было взять чего-нибудь опохмелиться. Но вдруг вспомнил добрую женщину у часовенки и её слова: «Не нужно пить. Вы – хороший человек…».

«Да уж… Хороший, – с горечью подумал Гешка. – Все б были такими хорошими!»

– Дрянь я! – неожиданно громко воскликнул Гешка, да так, что проходивший мимо мальчишка, шарахнулся в сторону.

Процесс стремительного скатывания Гешки вниз начался с того момента, когда его бросила Люся. Люся… Это была его первая, как ему тогда казалось, настоящая большая и единственная любовь. Любовь – навсегда. Любовь, поглотившая его всего без остатка. Он дня не мог прожить без Люси. Звонил, встречал, провожал, писал стихи. Так продолжалось около трёх месяцев. А потом Люся взяла и вернула ему все стихи, и ушла к Кольке – здоровенному парню, работавшему охранником в супермаркете. Именно тогда Гешка и выпил свой первый стакан. А потом и пошло, и поехало. Появился кореш Санёк. Такой же неудачник, как и Гешка.

По вечерам, сидя за кухонным столом дома у Гешки, и держа в руках заляпанные гранёные стаканы, они изливали друг другу душу. И становилось легче. Как им казалось.

Учёбу Гешка забросил давно, ещё когда влюбился в Люську. На работу идти не хотелось. В армию, по состоянию здоровья, его не брали. Так и жил. Хотя, разве это можно назвать жизнью? Так… Существование.

Гешкина мать пыталась наставить слабохарактерного сына на путь истинный. Но потом сдалась. И махнула рукой – живи, как знаешь! И Гешка жил. Как знал.

«Какая хорошая женщина мне повстречалась. И милая…» – снова подумал о незнакомке Гешка. « А я даже и не спросил её имени. Дурак».

Он оглянулся в сторону часовни – бомжи уже ушли. Видимо сегодняшнюю норму выполнили досрочно, благодаря отобранной у Гешки сторублёвки.

Гешка постоял, подумал какое-то время, а затем развернулся и решительно зашагал по направлению к часовне. Подойдя ко входу, он неуклюже перекрестился, и вошёл внутрь.

Внутри часовня оказалась довольно просторной. Было чисто, светло и пахло свечками.

Несколько старушек в платочках убирали огарки свечей. Кроме Гешки, из прихожан, в часовне никого не было.

Гешка купил две свечки. Одну поставил за упокой души отца, скоропостижно умершего шесть лет назад, когда Гешка только поступил в техникум, другую – Николаю-Чудотворцу.

Старушки не обращали на Гешку внимания: молча убирали догоревшие свечи, бесшумно передвигались от иконы к иконе, протирали их чистыми светлыми тряпками.

– Извините, пожалуйста, – смущаясь, обратился Гешка к одной из старушек. – Вы не знаете… Тут недавно женщина одна приходила. Молодая. Волосы такие светлые. До плеч. И шарфик на голове её… Сиреневый.

– Тут, милок, знаешь, всякие женщины приходят. В разных шарфиках. Всех не упомнишь, – тихо отозвалась старушка.

– Жалко, – так же тихо произнёс Гешка.

Старушка глянула на Гешку:

– А что случилось-то? Что узнать-то хотел про неё?

– Да хотел узнать – часто ли она к вам приходит?

Старушка пожала плечами, а потом предложила:

– А ты сам приходи к нам почаще. Вот и узнаешь, как часто твоя зазноба к нам ходит.

Гешка смутился.

– Да она не зазноба. Она – ангел.

– Ну, вот, – подключилась вторая женщина, – говоришь – не зазноба, а сам ангелом её называешь! Так просто незнакомых людей ангелами никто не зовёт.

– Зовут, – улыбнулся Гешка, и на душе у него вдруг стало так хорошо и светло, что он даже испугался этому непривычному, новому для него состоянию.

– Ты, правда, приходи, милок, на службу, – снова предложила одна из служительниц. – У нас батюшка – золотой души человек. Посмотришь, послушаешь. Приходи.