Наталья Плотникова - Осиново

Эта история закончилась благополучно. Но Михайло гораздо чаще слышал другие рассказы, где людей живыми уже не находили. Потому и шорохаться ночью за деревней сам не думал и другим не советовал.

Расстроилась городская мадам. Красивое, выхоленное в дорогих салонах лицо исказила гримаска обиды, брови скорбно задрожали, будто она вот-вот готова расплакаться. Жаль её стало кузнецу.

– Никакая сделка жизни не стоит, – пояснил он. – Болота у нас знаете какие злые? Фонарей вдоль дороги нет. Потемну только так можно в трясину заехать. Ночью чихнуть не успеешь, как по самую макушку угодишь! Идёмте, – он неловко хлопнул её по плечу. – Вас как зовут-то?

– Светлана, – глухо, со вздохом ответила женщина и от усталости, с непривычки так быстро передвигаться на шпильках, почти заковыляла за ним. Только сумку из машины выхватила да к груди прижала, словно боялась, что отберёт кто. По дороге обратно они всё же разговорились, и городская неожиданно показалась кузнецу довольно милой и интересной дамой, хоть и слишком яркой, наигранной. Он бы с такой никогда отношений не завёл: больно неестественна была. Хоть и выглядела гораздо моложе своих сорока лет. А вот посмотреть да пообщаться с такой женщиной было интересно. В Осинове таких отродясь не было.

Когда вернулись они к дому кузнеца, жена его, Катерина, сразу зорким глазом ухватила излишнее внимание мужа к бабе чужой, и это её рассердило. Не посмела она Михаилу сразу возражать, когда он гостью в дом привёл. Встретила незнакомку чин чином, как положено. Чаю травяного заварила с душицей, блинов напекла да к столу с домашней сметаной подала, но мамзель городская от чая морщилась, как от помоев тухлых, а блин взяла только один и долго его вилкой с ножом ковыряла – всё больше разговаривала с кузнецом, чем ела. Катерина цепко следила за ней. За вечер гостья положила в рот лишь пару кусочков, остальное незаметно скормила коту под столом. Где ж это видано – на доброту хозяев свинством таким отвечать и не скрывать даже?

Не понравилась жене кузнеца и чужачка, и реакция мужа, который чем дальше, тем любезнее с нею был. Не видала она Михайлу таким никогда – он всю жизнь был добр, но немногословен, перед нею никогда так соловьём не заливался, рассказывая о своей работе. Не заигрывал и не заискивал.

В какой-то момент Света, наконец, приторно улыбнулась и встала из-за стола, сообщив, что будет готовиться ко сну, и направилась в прихожую к умывальнику, неприлично виляя бёдрами. Катерина поспешила за нею, чтобы принести полотенце: не хотелось ей, чтобы чужая женщина их личные вещи трогала. Лучше было дать свежее, а потом, когда гостья уберётся восвояси, сжечь его от греха подальше, чтоб муж его даже случайно не коснулся.

Подошла она к Светлане с чистым полотенцем, хотела уже было доброй ночи сквозь зубы пожелать, как вдруг увидала то, что испугало Катерину до дрожи в коленях. То, о чём ей бабка в своё время сказывала, наказывая сторониться таких людей. Пока фифа разодетая за столом сидела, выглядела она вполне нормально. Но теперь, в полумраке прихожей, Катя разглядела: один глаз у чужачки оказался подёрнут белой пеленой, будто слеп. Но что-то подсказывало женщине: всё она прекрасно видит!

Жена Кузнеца охнула от неожиданности и полотенце из рук выронила. А Светлана обернулась на неё и так посмотрела, будто убить взглядом могла. Закричала Катерина благим матом и моментально на печку взвилась, даром что на сносях была, живот тяжёлый ходить мешал.

– Это она! Она , Миша, ты слышишь?! Пусть она уйдёт! – запричитала в ужасе жена, указывая пальцем на опешившую от такой перемены настроения гостью. – У неё глаз белый!

– Ты что, линз никогда не видела? – презрительно осведомилась Светлана, отбрасывая со лба прядь волос. – Я ношу их, чтобы замаскировать бельмо, но ночью приходится снимать, уж извините, что так напугала вас.

– Ну что ты, Катя, полно. Успокойся, – Михайло Светлане верил и попытался утихомирить взбеленившуюся супругу. Да куда там! Та в слёзы, в истерику пустилась, сказала, сама ночью в лес уйдёт, если эта колдовка здесь на ночь останется. Да и гостья не выдержала этих оскорблений – сумку подхватила да пулей вылетела из дома, крикнув на прощание:

– Дурдом проклятый! Угораздило же меня здесь застрять! Катитесь вы к чёрту!

Кузнец чувствовал себя виноватым перед ней: помочь обещал, а теперь был вынужден обещание нарушить. Не переть же против беременной жены. Лишь бы себе с дитём не навредила! Побежал он за нею да уговорил хотя бы велосипед его взять, чтоб она с утра смогла сама до сервиса добраться. Женщина сначала от злости и слушать его не желала, готова была босиком идти: туфли натёрли ноги, и она уже не думала их обувать. Да потом всё же прислушалась и за транспортное средство сдержанно поблагодарила. Сказала, что следующим же утром, как автомобиль починит, всё вернёт. Кузнец на прощание посоветовал ей всё же переночевать в машине и ночью по незнакомой дороге не ездить, да и домой пошёл – жену успокаивать, чаем горячим отпаивать с валерианой.

И на этом история могла бы закончиться. Да только Катерина в ту же ночь стала говорить, будто вокруг дома какая-то женщина в чёрном платье ходит да в окна заглядывает. Михайло проверял, на улицу выглядывал, но никого там не было, всё чудилось жене от нервного потрясения.

А ещё через пару дней заглянул к нему участковый и вызвал на допрос. Оказалось, нашли «мерседес» на въезде в Осиново – пустой, без пассажиров. Водительская дверь вся выворочена, с мясом вырвана, а рядом, подле машины, валялся кузнецов велосипед. Начали проверять номера, а владелицу, оказывается, уже муж в розыск объявил. Пропала она без вести. А Михайло, стало быть, – главный подозреваемый. Последний человек, который пропавшую эту, Светлану, живой видал.

Полгода он по судам мотался, невиновность свою доказывал. И вроде верили ему и судья, и присяжные, и следователи, да и доказательств вины прямых не было, но всё равно что-то там у себя проверяли и перепроверяли много раз. То как свидетеля вызовут, то как подозреваемого. А тут, пока он по судам ездил да оправдывался, Катерина совсем умом тронулась: как приезжает Михайло домой, сразу в ноги ему кидается и умоляет переехать скорее, потому что ночью ведьма с бельмом на глазу то к её окну подходит, то у кровати появляется да смотрит молча, с укоризной, да руки тянет к животу Катиному, будто ребёнка из чрева забрать у неё хочет. Дети уже родной матери шарахаться стали и всякий раз просили отца не уезжать в город, не оставлять их с нею наедине – страшно им было. Он жену, как мог, успокаивал, говорил, мол, из-за беременности переживает, вот и мерещится всякое, просил старшего сына, Витьку, за мамкой приглядывать, пока дела судебные решаются. Да только не помогло это. Однажды осенью кузнец отлучился в город на неделю, а когда приехал, увидел ужасающую картину: запуганные сыновья заперлись в своей комнате, а Катерина расхаживала в сенях, баюкая свёрток с мертворожденным младенцем, синюшное личико его целовала и грудью кормить пыталась…