Екатерина Ландер - Теория газового света

Дом отрицал свет как принцип. Солнечные лучи скользили по его шершавым бокам, но словно не видели его, проходя мимо. Стороной.

Полукругом обойдя крыльцо, Кристина приблизилась к стене. Рассохшееся окно было наполовину забито фанерой и подперто чем-то тяжелым изнутри, но из глубины, сквозь узкую щель в просвете между стеной и загородкой, в потусторонней, мертвой тишине, слышался неразличимый, тоскливый тонкий плач.

– Здесь кто-то?.. – глупый вопрос не мог сорваться с онемевшего языка полностью.

Из неразличимой темноты на нее смотрел кто-то. Кто-то замер и поднял голову, глядя невидимым, но несомненно прямым, направленным именно на Кристину взглядом.

Что-то резко обхватило девушку сзади за плечи, оттаскивая назад. В перерыве между двумя ударами сердца.

А затем на сознание обухом опустился мрак, и незнакомый голос произнес:

«Добро пожаловать!..»

Сквозь клочья тумана, забившего горло, девушка почувствовала, что выныривает наружу. Так же резко, отрывисто… страшно. Обливаясь холодным потом.

21:00.

Сознание – это ком. Помесь мыслей с немыслимым бредом, снов – с реальностью, а реальности – с жуткими кошмарами.

Комнаты узкие, давят, обнимают друг друга углами, стараясь заключить собой пространство в изломанный круг. У каждой – слепой взгляд внутрь, на собственные бездушные органы мягкой мебели.

«Хватит!..» – надломленно прошептала Кристина, выбегая в темную прихожую. Дверь лениво подалась наружу. В подъезде стало лучше, но не сильно.

Слева – слепая кишка коридора, змея лифтовой шахты; узкое квадратное окошко залито бледно-серебристым светом. Он покорно ложится под ноги, расстилаясь дорожкой по усыпанным крошками плиткам подъезда. В их щели забивается пыль, пыль застревает в горле, мешая дышать. Впереди другой коридор.

Прямой угол смыкающихся стен проводил с отсутствующим равнодушием.

Вперед, мимо других безмолвствующих квартир, на лестничную клетку. Неразличимые в темноте ступеньки уходят вверх и вниз. В небо и в землю, сквозь все восемь предыдущих этажей. Спустившись на пролет ниже и выйдя на балкон, девушка почувствовала себя получше. Уже действительно лучше.

Город стремительно менял краски. Слева, голубизной и осколками оранжево-красного выделялась на краю неба полоска густых закатных красок, но с другого стороны темным пологом уже наползала цельная густеющая пелена ночи.

Прохладный воздух окутывал запахом послегрозовой свежести, озона и листьев плакучих берез, росших под окнами. Пах летом – долгожданным теплом и счастьем. Всем вмещающимся в это понятие. Первыми поцелуями и песнями до утра, музыкой. Дымом дачного костра и нагретыми досками старого деревенского дома. Речной влагой.

Облокотившись о низкие перила, девушка выглянула наружу, ощущая лицом ветреную ночную прохладу. Манящую и пугающую одновременно. Если закрыть глаза, даже покажется на мгновение, что грани между самой Кристиной и тем миром снаружи не существует, что она парит в воздухе. Вольная и неуловимая, точно ветер. Наверное, именно это чувствуют птицы – абсолютную, безграничную, бесстрашную свободу.

Если закрыть глаза…

Мамин кулон, болтавшийся на своей цепочке между ключиц, покачивался в такт ветру, и центральный камешек мерцал в отблесках последнего света.

Подвеска из белого золота – подарок мамы и одно из немногих оставшихся о ней воспоминаний. Гладкий блестящий кругляш с матовым полумесяцем. По краям, очерчивая грани, сверкает россыпь мелких драгоценных капель, а в центре, словно в объятиях ласкового светила сияет небольшой бриллиант.

Как звездная пыль в небе, среди абсолютной многовековой мерзлой пустоты. То же самое видишь, бывает, если с закрытыми глазами смотреть вдаль – туманная дымка в серебряных крапинах. И одна из них сияет всегда чуть ярче, пульсирует, волнуется. Дышит.

Если закрыть глаза…

Взгляд упал вниз, за край карниза. На обочине, прибившись тесной вереницей к бордюру, дремали автомобили. Все, кроме одного.

Кто-то сидел в салоне, только свет фар разрубал ночь двумя притушенными бледными конусами. Может, разговаривал по телефону или просто хотел побыть в одиночестве. Запоздавший домой путник.

Над головой через тонкие домовые перекрытия доносились слабые звуки обитателей соседних квартир.

Где-то шаркали почти тяжелой поступью, гулко бубнил телевизор, раздавались незнакомые голоса – только звук, с неразберихой неразличимых слов. Слышался плач.

Тонкий, детский, почти кошачий голосок, одинокий в томительной пустоте. Всхлипывал жалобно и настойчиво, требуя своим бессловесным бессилием спасения и внимания. Одно равносильно другому. Перемежался тихими паузами, запрокидывался, утопая в прочих звуках, но вновь и вновь возобновлялся с прежней силой и даже делался все громче и громче.

Кристина замерла, настороженно прислушиваясь. Плач казался неестественным, наигранным в смешливом подражании кому-то. Пронзительный, резкий, на высоких нотах голос. Похожий на скрип.

Дети так не плачут.

Звук замер, опадая в прохладной тишине. Так же резко, как и появился. По стене над головой прошелся дробью торопливый топоток, спустился вниз невидимым перебором маленьких ножек и затих в дальнем углу.

Девушка обернулась.

Ничего. Совсем.

Абсолютно…

Темная плитка подъезда, изрезанная потемневшими морщинками сколов, убегала за поворот узором из маленьких коричневых квадратиков. В углу вилась заснувшим удавом от пола до потолка зеленая труба мусоропровода. Застывшая створчатая пасть отдавала запахом гниения и тухлых фруктов. В углу рядом – кофейная банка с окурками и возле нее…

Темный комок, похожий на сваленную шерсть, судорожно вздрогнул и дернулся в сторону. Блеснул желтый огонек-искра. Тревога давящей ладонью легко Кристине на плечи, напоминая о недавнем страхе. Густым, почти физически плотным комком забралось в легкие, перебивая дыхание.

Черный ворон бился и слабо вздрагивал на кафеле, уставив на Кристину сверкающий глаз. Грудь его вздымалась и нервно опадала, выдавая рваные короткие выдохи.

«Ворон – птица-вестник» – пришло откуда-то неуместное напоминание.

Не ворон. Комок черного пламени, который теперь возрастает, поднимается, неловко покачиваясь из стороны в сторону. Оплывая, расползается, вздрагивает и вытягивается в человеческий рост. Слипается кучками вороненых перьев и угольного пепла, приобретает человеческие черты.

Ступеньки медленно качнулись под ноги. Существо плавно вставало навстречу, еще не видя, но чуя, ощущая слепым взглядом присутствие Кристины, и надвигалось, перетекая с одного места на другое, следом за ней. Как черный туман, обретающий плоть. Как создание ада.