Екатерина Ландер - Теория газового света

– Ты заблудился? Может, тебя куда-нибудь проводить?

– Туда, где есть еда, пожалуй…

* * *

Столовая оказалась на первом этаже. Заманчиво гремела тарелками и отдавая запахом готовой еды. Смесь сладкого с горько-солоноватым, чуть пригоревшим.

Светло-голубые стены с развешенными вдоль окон пестрыми детскими рисунками. Беленый потолок. Помещение полуостровом вдавалось во внутренний двор, поэтому окна здесь были с обеих сторон. Столовая оказалась заполнена гулом множества голосов.

Тут оказалось человек пятьдесят, может, чуть больше. Подростки лет четырнадцати-пятнадцати и дети помладше. У них были все атрибуты, присущие счастливым деревенским летним каникулам: ободранные коленки и золотистый загар, темные веснушки на щеках и облупленные носы, расчесанные комариные укусы, царапины на локтях и пятна от травы на майках.

Но все-таки чувствовалось в них что-то… неправильное. Сломанное…

Проходя между столами, за которыми царило обыденное оживление, Кирилл чувствовал направленное к нему внимание.

За окошком раздачи, едва заметно колыхаясь подобно дрейфующей в океане льдине, стояла толстая тетка с похожими на паучьи лапки пальцами и сладкой улыбкой. На столе перед ней громоздились готовые порции – комковатая, невразумительная жижа, расплескавшаяся по тарелкам, походила на что угодно, но только не на нормальную кашу.

«Ничего, я здесь ненадолго…»

Время шло. Кирилл старался смотреть только перед собой, не сталкиваясь с другими взглядом.

Наконец доковыряв, он отставил почти нетронутый завтрак и не оборачиваясь направился к дверям. Он не знал, куда направляется, но нестерпимое желание остаться одному гнало Кирилла все дальше. Он не заметил, как оказался в незнакомом коридоре верхнего этажа.

Окна его выходили на второй корпус. Тот был ниже на два этажа и походил на обувную коробку: плоский прямоугольник. Со стороны он смотрелся таким же картонные, ненастоящим. Стоит поверить в это, представить все всерьез, и заметишь: окна нарисованные, а крышу можно снять и поглядывать за маленькими обитателями, не подозревающими, что над их головами завис действительный хозяин этой кукольной коробки.

Кирилл сел на подоконник, поморщился. Так он представлял себе веру людей в высшие силы. Вот живешь ты своей жизнью, чего-то хочешь, о чем-то мечтаешь, строишь планы. И вдруг налетает ветер, у твоего крошечного картонного домика срывает крышу, а тебя самого отбрасывает в сторону, искалеченного, безропотного и несчастного.

Или по-другому: тормоза не срабатывают. Машину ведет на скользкой наледи. Швыряет на встречную полосу. Сталкивает в лобовое. За секунду до тебе еще кажется: все обойдется. Страшного, которое разрушит твои планы, перечеркнет жизнь, еще можно избежать…

Нет. Не думать об этом. Только не об этом …

Но стоит прикрыть глаза, и воспоминания сами возникают перед мысленным взором, получают власть, и рождаются туманные картинки…

…– Нет, мне надо подумать. Это неправильно. Ему сейчас нужна поддержка, а я отправлю его непонятно куда, в незнакомую обстановку, к чужим людям.

– Ты мне лучше скажи, сколько он так себя уже ведет. Неделя? Две? Два месяца. Это уже какое-то расстройство психики, не знаю, как правильно называется. Он несет ахинею. Какие-то видения, голоса. О чем? Ты добиваешься, что он нас всех прирежет ночью под одним из своих глюков! – женщина засмеялась. Нервно. Свести разговор к шутке не получилось.

Если б она знала, что Кирилл подслушивает за дверью гостиной, наверное, выбирал б слова аккуратнее.

– Ему просто не хватает внимания. После смерти Лены… – отец попытался ей возразить.

– Вот и побудет в компании сверстников! Это ему сейчас не помешает.

– Возможно, ты права…

– Это специализированное учреждение со свободным распорядком. Вроде летнего лагеря. Он не заметит разницы.

Фразы разбивались на слова, а слова – на слоги, которые мешались и путались. Кирилл зажмурился, затряс головой, зажал уши. Слова уже жили внутри его. Были часть крови и плоти.

Потом другое воспоминание.

Как въезжает во двор угловатый, некрасивый пустой автобус. Приземистая пухлая женщина с короткой стрижкой, одетая в болотно-зеленый комбинезон. Представляется – он не запомнил. Обратил внимание только на лицо – собачье, с обвислыми уголками губ. Черты перекошенные, угловатые, словно у морды бультерьера.

– Вы не слушайте, там по новостям всякое рассказывают про этот скандал, – елейным голосом торопливо говорила она, заискивающе заглядывая в глаза. – Заведение у нас хорошее, недовольные всегда находились. Та девчонка, она сама…

Отец перебил:

– По крайней мере, у вас единственное ближайшее к нам заведение такого рода, – сурово проговорил он и обратился к Кириллу. – Это все ненадолго, сынок. Совсем ненадолго…

… – Эй! Новичок!

Звонкий голос неприятно резанул слух, заставляя сознание вернуться в настоящий момент.

По стене тянулась бледная, выцветшая лента занавесок: узкие тканевые полоски колыхались на ветру. Вроде отрывных хвостиков объявлений. Свет разбивался об них, падая на пол ломтями.

У стены стояла компания парней.

Кирилл долго, завороженно смотрел на их вытянувшиеся по паркету теневые силуэты-двойники. Один, в центре, высокий, нескладный, с кривоватыми тощими ногами и торчащим над высоким лбом рваным вихром.

Второй – приземистый и угловатый, почти квадратный, с такой же квадратной, валунообразной башкой на круглых плечах и бычьей шеей. Третий выглядел неопределенным средним между первыми двумя. Точно гибрид. Уродец, унаследовавший черты обоих хозяев.

Такие же неопределенного цвета выпуклые глаза встретили Кирилла вопросительным и требовательным взглядом. Он уже был обязан им. Может быть, тем, что так вольготно расположился в их коридоре.

– Проблемы? – спокойно спросил Кирилл, не двигаясь с места.

Опять мелькнуло назойливое ощущение чего-то сломанного – неправильного – в их внешности. Засечка, шероховатость, за которую цеплялся взгляд. Словно крошечная частица чего-то эфемерного переродилась крошечная искрой сумасшествия в глазах незнакомцев.

– Пока никаких, сам видишь, но если вдаваться в подробности, – вяло протянул тот, что посередине. Они стояли возле него полукругом, отрезая пути отступления: белобрысый, высокий и толстый. Три разных человека. – Ты здесь новенький, городской. Значит, совсем недавно приехал, то есть. Значит, надо с коллективом познакомиться, задобрить, понимаешь, кого надо, заделиться чем-нибудь… Ты ж не хочешь, чтоб… туго тут пришлось, – он говорил медленно, точно разжевывал слова, вытягивал их из себя.

Аргументы – а вместе с ними и предложения – заканчивались.