Евгений Сысоев - Праздник смерти

24 мая. Эти два дня чувствовал себя неважно. Перемены погоды дали о себе знать. Мое настроение изменилось. Не хотелось даже делать пометки в своем дневнике. Но тем не менее меня это не остановило. Кое-как я дописал картину. Теперь все было на своих местах. Каждая деталь была доведена до совершенства. Теперь я спокоен и завтра могу звонить коллекционеру, чтобы тот приезжал за выполненной работой. Хотя по срокам у меня было в запасе еще дней двадцать. Уверен, что он будет приятно удивлен. Быть может, что даже увеличит сумму гонорара за столь быстрый результат. Не буду себя пока тешить пустыми надеждами, посмотрим, что будет завтра.

25 мая. Я хотел связаться с клиентом, но мне ответила его домработница. Оказывается, что он уехал по срочным делам и вернется не раньше, чем через неделю. Вот невезение! Все готово, а он даже и не подозревает об этом. Ну что ж? Остается только ждать. Я долго бродил по дому с целью найти себе занятие. Хотел было пойти погулять по улицам города, но дождь испортил мои планы. Не хотелось разгуливать насквозь промокшим. Оставалось только смотреть телевизор или почитать книгу. Предпочтение я отдал второму варианту, хотя ранее никогда не любил читать подолгу.

28 мая. Самый длительный мой провал. На двое суток я остался в беспамятстве. На полу, рядом с кроватью, валялось четыре или пять бутылок. Пьяным себя я, как и прежде, не ощущал. Головная боль снова поселилась в голове, ее разрывало на тысячу мелких частей. Кое-как поднявшись, я пошел в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Но там обнаружил неприятную картину: в корзине для грязного белья валялась перепачканная глиной одежда, в которой я обычно отправляюсь гулять по городу. Джинсы почти по колено были в земле. На ботинках тоже присутствовал приличный слой чернозема. Где я был в эти дни? Что делал? Где нашел такую грязь, чтобы так испортить свою одежду? Ни на один из вопросов ответа у меня не было. А боль становилась все острее и острее. Я разделся, переступил одной ногой край ванны и, поскользнувшись, ударился головой о кафель. Когда пришел в себя, был уже вечер. На затылке и на полу остались следы запекшейся крови. Я просто потерял сознание от удара. Душ я все-таки принял. Прохладная вода немного меня взбодрила, даже показалось, что боль ослабла. Накинув чистый халат, пошел в мастерскую. Там рядом с моей работой валялась еще одна пустая бутылка. Меня это уже начинало жутко злить. Я поднял ее и швырнул куда-то в коридор. Она со звонким грохотом разлетелась вдребезги. Сил убираться у меня сегодня уже не осталось. Я повернулся и направился в другую комнату, но в дверях меня что-то задержало. Я бросил взгляд на холст и заметил, что там было что-то не так. Я подошел, но не мог ничего понять, пока не увидел, что на картине возникло дополнение. На одном из безымянных надгробных камней появились имя и фамилия с датой смерти. Я точно помнил, что все они были пусты. Это было не в моих правилах изобретать такие тонкости. Я просто раскрасил их серым монотонным цветом. Теперь же на одном из них появились надписи. «Элеонора Траст 27.05.2009». Зачем я сделал это? Что за имя? Почему именно эта дата? Голова болит все сильнее и сильнее. Я уже с трудом пишу эти строки. Отправляюсь в кровать и попытаюсь хоть немного поспать.

29 мая. Провал повторился. Я снова ничего не помню. Опять пустая бутылка и еще одно новое имя на моей картине. Рядом с подписанным камнем появилась свежая надпись: «Элиза Марф 29.05.2009». Сегодняшнее число. Я не мог понять, как возможно выпить целую бутылку виски и так аккуратно вывести на картине надпись. Меня это начало всерьез тревожить. Я не знал, где искать ответы на все это. А боль в голове продолжала досаждать, не давая прогнать себя ни на минуту. У меня снова начали периодически возникать мысли о суициде. Я старался указать им выход из своей головы, но как только начинал всматриваться в эти имена, они снова селились по своим обычным местам. Я не знаю, что делать дальше.

5 июня. Провалы повторяются каждый день. Боль, разрывая на части, не дает мне писать. Одно и то же каждый день. Я прихожу в себя лишь только под вечер. Не знаю, как я держусь. Пью только кофе и ничего не ем. Мой холодильник уже давно пустой. А пакет с мусором доверху забит пустыми бутылками. Я уже неделю не выхожу из дома, не моюсь, не бреюсь. Силы постепенно покидают меня. Мне уже не хочется жить. Просто уже все это надоело. На моей картине появилось еще семь новых имен. С каждым днем они прибавляются. Это какое-то безумие, и я ничего не могу с этим поделать. Сегодня был тот день, когда коллекционер должен возвратиться из своей поездки. Я позвонил ему и договорился о встрече. Завтра он должен быть у меня. Завтра я избавлюсь от этой картины. У меня уже нет сомнений, что она проклята. Скоро все это прекратится.

6 июня. Коллекционер был у меня уже в десять утра. Я еще спал, но быстро пришел в себя от настойчивых стуков в мою дверь. Он очень обрадовался, когда я представил ему свою работу. Он вглядывался в нее минут пять, которые мне показались длинными часами, а затем сказал, что заберет картину, когда она будет окончена. Меня это возмутило, и я ответил, что выполнил работу до конца. На что он жестко повторил, что картина еще не закончена и у меня есть еще девять дней, чтобы доделать начатое. Он вернется, как и было оговорено ранее, пятнадцатого июня. Вежливо попрощался и в спешке покинул наш город. Я никак не мог понять и долго искал, что в ней могло быть не так. Но найти ничего не удавалось.

13 июня. Провалы продолжаются каждый день. Все тот же сценарий. Пустая бутылка и новое имя на холсте. Из всех камней остался только один, на котором не было надписи. И остается ровно один день до сдачи картины. Теперь я точно знаю, что имел в виду коллекционер, когда говорил, что картина еще не окончена. Еще не на всех камнях были имена. Но скоро это закончится. Осталось всего лишь одно. Нужно пережить последний провал, и я смогу вернуться в нормальную жизнь, когда полностью избавлюсь от картины. Ответов на все это я больше не ищу, это бессмысленно. Почти месяц живу в этом аду, пропитанном страхом и невыносимой болью. Скоро все закончится.

15 июня. Я проспал до полудня. Встав, тут же направился в мастерскую, чтобы убедиться, что последнее имя появилось на последнем могильном камне. Я вошел и застыл. За холстом сидел коллекционер и что-то поправлял кистью на моей работе. Он сказал, что я забыл нарисовать тропинку, ведущую от ворот кладбища к собору. Я удивился и хотел оправдаться, ответив, что думал, будто он имеет ввиду совсем другое, а именно – безымянные камни на могилах. Он подтвердил, что и это тоже. Когда я подошел к картине поближе, чтобы посмотреть чье имя было там, то замер от ужаса. Там было мое имя. «Макс Банди 15.06.2009». Я открыл рот от изумления, но страх сковал все мое тело, и я не смог произнести ни слова. А коллекционер злобно хохотал мне в лицо, а когда прекратил, то откуда-то достал тубус, открыл его и показал мне свои картины. На каждой из них был я. И я на них кого-то лишал жизни. Новая картина – новый сюжет, новое имя. Все они совпадали с именами на моем холсте. Но последняя из его работ была особенной. На ней были только мы с ним. Я стоял во весь рост, и из моего тела, словно отделяясь от меня, вылезал он – коллекционер. Он жил во мне. И когда память меня оставляла – это означало, что я давал жизнь ему. В моем теле жили два человека, а вернее сказать – два чудовища.