Леонид Бабанский - Практика соприкосновений

– Вот, – сказал Витька. – Це ж друге дило.

– А як же ж, – поддразнил Колька Витьку.

В голове у меня возникала новая какая-то разноцветная реальность. Теперь я думаю – и чем бы она закончилась, эта встреча, если бы из-за того же самого угла, откуда ни возьмись, вдруг появился Боря Борзон, старшеклассник, сосед по дому. Он чуть было не промчался мимо нас, весь задумчивый, самоуглублённый, размахивая полами новомодного белого плаща и скрипичным футляром. Но я, совершенно на данную минуту осмелевший, возьми да Бориса и останови.

– Добрый день!

Борис резко остановился, нахмурился, устремился взглядом на каждого из нас. Пожал руки.

– Привет. Как жизнь?

– Потихоньку! – бодро отвечал Колька, снова извлекая бутылку. – Вот, как видишь. Будешь с нами, за конкретное знакомство?.. А то ходим мимо друг дружки, как чужие.

– О-о,– молвил Боря, – да вы тут время не теряете.

– А как же, – приосанился Витя, – вот, молодое поколение надставляем.

– Как, и он участвует?

– Лёшка-то? – как бы изумился Колька. – Ещё как участвует. Да он у нас за главаря.

– Не может быть.

Борис словно стремился две дырки во мне прожечь, прямо в голове, своими тёмными глазищами.

– Ещё как может, – бормотал Колька нетвёрдым языком. – Давай, Боря, поддержи компанию.

– А что, поддержу! – с энтузиазмом воскликнул Боря. – Обязательно поддержу! Как не поддержать! Только не сегодня. Мне сейчас на занятия, вот и инструмент с собой. А в другой раз – обязательно. Я теперь с вами. Договорились. Раз и навсегда.

И тут мне в голову полезли разные интересные мысли, по какой причине я и сделал следующее заявление:

– А вот можете меня послушать?.. Я что хочу сказать…

Старшие ребята навели на меня резкость.

– Ну, говори, – разрешил Колька. – Послушаем.

– Смотрите! Нас же теперь четверо! Четыре человека!

– Ну?.. – как всегда, недоумевал Витька. – И что с этого?

– То, что как у мушкетёров! Вот здорово! Борис, значит, будет Атос. Как самый старший. Витёк будет у нас Портос. Как самый здоровый. Ты, Коля, получается, будешь Арамис. Ну, потому, что самый симпатичный.

– Чего это вдруг я симпатичный?

– Да все так говорят. И мама твоя, и сестра. Да и девчонки все так скажут.

– А кто же тогда будешь ты? А? Ну, говори.

– Ну, как кто… Кто там остаётся…

– А ты, значит, будешь Д’Артаньян?!

– Ну и что такого? Ну, буду… Всё-равно, ведь я самый младший.

– Нет, – возмутился Колька, – ни фига. Я буду Д’Артаньян. Почему?.. Да мне тоже хочется. И, вообще, я тебя сильнее.

– Так я ж зато младше!

– Подумаешь, младше… Всё-равно, Д’Артаньян буду я. Только так.

Я поразмыслил и согласился. Арамисом быть, мне показалось, тоже не так уж плохо.

– Ладно, – произнёс я. – Хорошо. Я – Арамис. Точка. Да только же ведь не в этом дело!

– А тогда в чём?

Колька был озадачен – уж не претендую ли я на роль Атоса? Или, не приведи Господь, Портоса.

– А дело-то вот в чём!.. Пока нас четверо, и пока мы здесь все вместе, нам нужно сейчас же затеять какое-нибудь большое дело. А зачем?.. Чтобы потом его исполнить!

Мне показалось, что Борис слушает меня внимательно, даже с некоторым интересом.

– Ну и что же ты предлагаешь? – снисходительно спросил Колька. Витька в дискуссии не участвовал. Он оказался занят – в очередной раз прикладывался к бутылке.

– Вот что. Я предлагаю начать хотя бы с того, чтобы всем нам подумать о том, что в каждом из нас есть плохого. Какого плохого? Такого, кто чего сообразит. Ну, сам решит. Ясно? И это для того, чтобы покончить с этим плохим раз и навсегда. Чтобы достойным быть, значит, потом стать настоящим мушкетёром.

По окончании речи, я гордо глянул на друзей – пусть знают, что я не зря сидел в библиотеке. Что я не Арамис! Я – Д’Артаньян!

И они на меня посмотрели. Особенно Витька с Колькой.

– Хорош, – сказал Витька как самый честный. – Ему больше не наливать. Хватит.

– И мне, пожалуй, – сказал Борис, – тоже хватит. А Лешу я с собой заберу. Проводит меня, немного прогуляется. Не возражаете?

– Не возражаем, – сказали гарны хлопцы, – пусть прогуляется. Но ты, Лёшка, смотри, вечером ждём!

– Это обязательно, – сказал я, – ибо вечером, милостивые государи, я бы желал услышать ваш ответ на моё вам предложение.

– Ну, – пробормотал Колька, – ответим… Будет тебе ответ.

И пошли мы с Борисом.

А денёк был превосходный. И солнце палило во все стороны, и сталинские дома, стоящие вдоль проспекта, были совсем ещё новые, как на рисунке, даже простая трава, растущая на газонах, аккуратно огороженных деревянными, но крашеными в аналогичный цвет заборчиками, выглядела нарядно, даже празднично.

И Борис выглядел нарядно: на нём был кинематографичный белый плащ нараспашку, обувь начищена, брюки наглажены, руки в карманах, головного убора нет, взгляд, устремлённый внутрь самого себя – настоящий рыцарь печального образа из кинофильма «Мой старший брат».

И тогда я осмелился и спросил:

– А что, Борис, ты всегда так ходишь на занятия?

– Как? – не понял Борис.

– Ну, так вот… как на праздник.

Борис захохотал.

– Праздник!.. Да, действительно… Это, конечно, как сказать.

– Ты разве не на занятия?

– Пожалуй, да. Чем, смотря, заниматься. Это я так сказал, насчёт занятий. Для твоих приятелей. Чтобы тебя от их занятий отвлечь. Ясно? Для макета, понимаешь?

– Да какие уж там занятия, – пробормотал я. – Это так всё… между прочим.

– Ну да. Это между чем, смотря, между прочим. Оно бы и хорошо, да вот беда – увлечься можно. И то неплохо, что увлечься. Плохо то, что ерундой. Я вот, можешь себе представить, девушкой увлекаюсь. И очень здорово увлекаюсь. По уши, можно сказать. Вот к ней сейчас иду.

– С инструментом?

– Да, со скрипкой. У неё родители, понимаешь, строгие. Начальство… Всё по-серьёзному, никакого баловства. Вот у нас с ней будто бы репетиция. Она на фоно, я на скрипке.

– А, для макета!

– Нет, тут всё по-серьёзному. Играем, как положено. Как говорится, от всей души. Даже ещё лучше.

– А любовь? Как же любовь-то? Или… извини, что спрашиваю. Это лишнее, понимаю. Не следует мне знать. Извини…

– Эх, Лёшка, знал бы ты, как я счастлив… Меня самого распирает. У тебя было когда-нибудь такое?

– Какое? – спросил я.

– Да это такое, когда на весь мир хочется заорать – я счастлив! Счастлив, и всё.

– А, такое… Ну, было, конечно, как же без этого… Разве что, не в такой форме.

– Не в такой?.. А в какой?

– Ты понимаешь, Боря… Ну, в другой.

– А-а… Понимаю. А вот у нас с Ларисой – в самой яркой. В самой безумной форме. Можно одуреть.

– Да ты что…

– Вот ей-Богу.

– Да это как же вы так?.. И где место нашли?.. Или когда родителей нету?

– А там же. Возле рояля. И при родителях. Ни на что не глядя! Нету, Лёша, для любви помех. И преград никаких нету.