Тараксандра - Повелитель магии

Глаза суровой женщины-анестезиолога подернулись слезами.

– Дитрих, – прошептала она.

Бауэр нахмурился. Юноша, не обращая внимания на профессора, посмотрел на медсестру, ту самую молодую девушку, которая только что ввела ему обезболивающее.

– А вы гоните своего жениха. Петер Флин наркоман. Он испортит вам жизнь, его не изменить.

– Как вы узнали имя моего жениха? – растерялась девушка. – Мы держим наш роман в тайне. Но я действительно замечала, что с ним что-то не то.

– Я знаю, я вижу, – прошептал Симон.

– Так, всё. Все разойдитесь, – раздраженно проговорил Бауэр. – Не видите, у пациента сильное возбуждение.

У Симона началась рвота.

– Юноша, осторожнее, шов! – воскликнул Бауэр.

Профессор держал шов руками, но Симон, не обращая внимания на светило медицины, повернулся к санитару, который помогал юноше.

– Вы скоро станете врачом, – хрипел Симон, захлебываясь желчью. – У вас большое будущее. Через 20 лет вы прославитесь и получите премию за заслуги в медицине. Не прячьте свои работы под подушкой. Их должны видеть люди.

Юноша потерял сознание. Санитар вытирал губы Симону. Медсестра поднесла нашатырь. Симон слабо задышал.

– Так-то лучше, – пробормотал Бауэр. – Значит, вы что-то пишете, Франц? – обратился он к санитару.

– Да, так, – смутился Франц, – я записываю некоторые мои наблюдения за состоянием больных.

– Хорошо, зайдите ко мне вечером. Если мне понравится, что вы там создаете, я буду лично с вами заниматься.

– Вам понравится, – прошептал Симон, который медленно приходил в себя. – Франц талантливый.

Симону было очень плохо, температура поднялась до 42 градусов, рвота перемежалась пророчествами, аппаратура поминутно выходила из строя. Никакие средства не помогали, чтобы снять боль. Шельдман вывел Баура в коридор. Профессор напрягся.

– Мистер Бауэр, – сурово проговорил Шельдман. – Надеюсь, вы не забыли, что я владелец этой клиники. – И я доверил вам моего человека, моего друга. Что происходит? У мальчика тяжелая, но не редкая ситуация. Подобные раны известны с античных времен. Старая добрая забава – выпускать человеку кишки, а бывало, что в распоротый живот еще засыпали зерно, землю и даже битое стекло. И ничего, выживали. Я ожидал от врача вашей квалификации лучшего результата. Я требую ваших объяснений.

Бауэр снял запотевшие разом очки и протер их.

– Ваш друг очень странный пациент, – медленно проговорил хирург. – На него абсолютно не действуют лекарства. Он вообще, если можно так выразиться, не поддается лечению. Успокоительные его еще больше возбуждают, антибиотики организм отторгает, при этом господин Меровинг каким-то образом умудряется вызывать сбой в работе оборудования. Мы даже операцию провели с трудом. Мальчик до конца так и не заснул, это была некая прострация, мы были вынуждены делать почти «по живому». Я это рассказываю вам, потому что вы все равно узнаете правду, к тому же, вы видели весь ход операции. Я не хочу стать жертвой интриг. Вы должны все узнать из первых рук.

– Похвально. Продолжайте, я слушаю.

– Вы знаете, что у вашего подопечного неопределенный пол?

– Как это прикажете понимать? – удивился Шельдман. – Я сам осматривал юношу и не заметил в нем признаков гермафродита.

– Внешне господин Меровинг, безусловно, принадлежит к мужскому полу, но гормональный состав организма содержит равное количество как мужских, так и женских гормонов. Аппаратура не могла следить за его состоянием, не идентифицируя, кто перед ней, мужчина или женщина.

– Ясно, Симон – андрогин.

– Да, вот именно, мистер Шельдман, господин Меровинг андрогин. Причем самый андрогин из всех андрогинов, если можно так выразиться. Лучший, особо ярко выраженный представитель этого вида людей.

– Ну и оставили бы оборудование, если оно не читает подобных людей. Хирурги прошлого отлично обходились без всех этих датчиков и делали успешные операции.

– Так и произошло. Нам пришлось почти отказаться от мониторинга состояния пациента.

– Ладно, в чем еще трудности были?

– У мальчика очень редкая группа крови: четвертая, резус- фактор положительный. В нашем банке крови есть аналог, но это оказался, в его случае, именно аналог. У господина Меровинга большая кровопотеря, надо было сделать переливание. Донорскую кровь организм сразу же отторг, как не воспринял и другие составляющие. Сердце едва не остановилось.

– Несчастный юноша!

– Да, это было ужасно. Пришлось ограничиться введением глюкозы.

– Это не так уж и плохо. Дальше.

– Возможно. Нам пришлось зашить рану обычным швом, хоть и старались сделать это очень аккуратно. Учитывая состояние мальчика и его удивительный организм, я не рискнул применить хирургический клей или иные способы скрепления. У господина Меровинга на всю жизнь останется большой шрам.

– Ничего, это не так страшно. Шрамы украшают мужчин. Еще что?

– Я уж не говорю, что господин Меровинг являет нам тут просто подлинные чудеса. Вы тоже это видели, непостижимым образом он раскрыл все личные тайны моих сотрудников.

– Это меня как раз не удивляет, – кивнул Шельдман

Бауэр с недоумением посмотрел на Шельдмана.

– Какие прогнозы вы можете дать по состоянию мальчика? – спросил миллиардер.

– Увы, пока никаких. Ситуация крайне тяжелая. Все покажут ближайшие сутки.

– Хорошо, тогда вернемся к Симону.

Бауэр и Шельдман вошли в реанимационную палату.

– Пить, – шептал юноша, – дайте мне воды.

– Вам сейчас нельзя, мистер Меровинг, – сказал профессор, поправляя лед на ране. —Через час, самое раннее, вам можно будет выпить несколько глотков воды. Потерпите немного.

– Я вынужден уехать, – сказал Шельдман, – но я оставлю вам в помощь моего человека, мистера Ирвинга Шелли, у него есть медицинская подготовка, он служил в военных госпиталях. Умелые опытные руки вам не будут лишними. – Шельдман вновь подошел к Симону. – Сим, держись, ты – супер, – сказал Роберт Шельдман. – Я сейчас уеду, есть такие дела, где просто необходимо мое личное присутствие. Но с тобой останется Ирвинг, он отличный малый. Тебе с ним будет комфортно.

– Спасибо, – прошептал юноша.

Бауэр не испытывал восторга от того, что за их таинствами будет наблюдать «непосвященный», но был вынужден смириться перед первым богачом и владельцем клиники.

Шельдман позвал Ирвинга.

– Оставляю Симона на твое попечение. Береги мальчика. Обо всех изменениях его состояния немедленно сообщай мне, звони в любое время дня и ночи.

– Ну разумеется, мистер Шельдман. Вы будете в курсе всего.

Едва Шельдман ушел, как у Симона вновь началась рвота.

– Введите ему противорвотные! – воскликнул Бауэр.